"Кальман Миксат. Миклош Акли, или история королевского шута " - читать интересную книгу автора

последние слова были: Поезжай во дворец и расскажи обо всем государю!
- Ну, вы какие-то небылицы рассказываете, мой юный друг. В Вене, в
конце концов, правлю я. А я ничего об этом не ведаю.
- Прикажите отрезать мне язык, если я сказала неправду.
- Что я по-вашему глупец, отрезать ваш милый язычок?! Просто я
допускаю. Что произошло какое-то недоразумение. Но вы успокойтесь, сегодня
же он будет на свободе и вечером расскажет мне о случившемся с ним. А завтра
я пришлю его к вам в пансион.
Император позвонил, явился офицер в кивере с перьями и откозырял.
- Пошлите за виконтом Штоленом, - приказал император и, снова
повернувшись к девушке, спросил: - Надеюсь, вы довольны мною? Сейчас мы
узнаем, что произошло с этим шельмой, и уж поверьте, не дадим и волоску
упасть с его голову. - Император улыбнулся. - А теперь давайте поговорим о
вас. Сообщил вам Акли, что ко мне приезжали просить вашей руки? Да, да,
выросли мы, заневестились. Гм... - Император шутливо потрепал Илушку за
подбородок. Девушка потупила глаза.
- Ну, так как? Пойдем за него или нет? Отвечайте, мадемуазель.
- Нет! - пролепетала она и разрыдалась. - Нет, нет, нет! Скорее умру!
- Ну, я настаивать не буду. Браки заключаются на небесах, дитя мое. А я
предпочитаю обретаться на земле так долго, сколько смогу.
В эту минуту вернулся дежурный камергер, граф Даун.
- Ваше величество, граф Штадион просит срочно аудиенции.
- Он не сказал, по какому делу?
- По делу Акли.
- Очень хорошо! - оживившись, воскликнул государь. - Значит, что-то все
же случилось? Сейчас мы все будем знать, подождите меня здесь, дитя мое.
Граф Даун, вверяю вам под охрану мадемуазель Ковач.
Император прошел в соседний зал. Он отсутствовал долго. Может быть,
целый час. Минуты тянулись томительно-медленно, зловеще тиками такие
огромные бронзовые часы. Граф Даун на все лады пытался развлечь девочку, но
ее сердце было полно тревоги, дурных предчувствий, и разговор то и дело
обрывался. Нервы ее были напряжены до предела, когда душа человека уже
переходит в сферу действия шестого чувства. То она видела бедного Акли уже в
темнице, сидящим на мешке с соломой, погруженным в думы, уронив голову в
ладони. То, заслышав шаги, вздрагивала: император!
Но император все не шел и не шел. Боже, ну о чем он может так долго
советоваться со своим всемогущим министром? Ведь это же так просто
сказать: -Ну, если арестовали, так и отпустите немедленно! А вдруг это не
так просто? Если злые люди не выпустят бедняжку Акли из тюрьмы?
Она невпопад отвечала на комплементы и шутки камергера: мысленно
пребывая далеко-далеко отсюда, иногда сама спрашивала его:
- Скажите, ведь государю никто не может приказывать?
- Никто. Кроме закона.
- Но законы - это бумага. Неужели бумага может повелевать императору? -
Илушка, усомнившись, покачала красивой головкой, но камергер поспешил ей на
помощь с разъяснениями:
- Законы потому повелевают что-то императору, что в них соединена
совесть народа - с государевой вместе.
Это было слишком мудрено для девочки.
- Ну, а если. К примеру, император скажет: "Хочу, чтобы не обижали