"Кальман Миксат. Миклош Акли, или история королевского шута " - читать интересную книгу автора

А он и в самом деле был не человеком дурным, а всего лишь дурнем. Он считал,
что кого-то он обманывает, на самом же деле - обманывали его.
Однажды вечером, когда он в очередной раз ужинал у Бернотов, Клементина
нежно прижалась к нему и упрекнула его:
- Почему вы не пытаетесь добиться освобождения?
- Я пытаюсь, - возразил Акли, - уже написал два прошения императору, и
ваш отец отправил их, но совершенно непонятно, почему проходит день за днем,
а дело ни с места. Хотя я убежден, что император любит меня, и не знаю, что
мог я сделать дурного. Да если и совершил что-то дурное, то он все равно
простил бы меня, - я уверен.
- Не верьте в это: император никого не любит. Габсбурги холодны, как
лед. А у вас полно врагов в Бурге, и сейчас его информируют о вас - они. Так
что вам никогда не выйти на свободу, если вы не послушаетесь меня.
- Слушаю вас, и охотно. Что же мне делать?
- Наклонитесь поближе ко мне, я вам на ушко шепну. Обратитесь с
прошением к Наполеону!
Акли удивился.
- К Наполеону? Какое отношение я имею к Наполеону? Или Наполеон ко мне?
Не понимаю вас, Клементина. Откуда вы взяли такую несуразную идею?
Клементина смутилась.
- Просто мне показалось. Я так подумала. Вы знаете, женщины задним умом
иногда доходят до таких идей. А что касается письма, то передать его
Наполеону могла бы и я. У меня есть двоюродный брат, который служит врачом в
Париже и вхож в императорский дворец Тюильри.
Однако и это еще не разбудило подозрения в Акли: женские глазки,
ласково глядя, усыпляют спящее чудовище подозрительности, и он пор попросту
счел пустой болтовней совет девицы и разумеется никакого письма Наполеону
писать не стал. Ему и без того было, что писать.
У начальника тюрьмы кроме двух зрелых девиц был еще и сын, кадет
военного училища. Хотя родители его жили в том же самом городе, где
находилось училище, он, как и все остальные кадеты, жил в казарме. Однако
преподаватели училища водили дружбу с господином Бернотом, и если дома у
Бернотов резали гуся, или матушка катета делала вкусный пудинг, юному
Эдуарду разрешали увольнение вне очереди. И Эдуард так часто и подолгу бывал
дома, что однажды, сделав уроки, принялся насвистывать мелодию венгерской
народной песни "Майский жук, мой желтый майский жук". Будто запах тлеющего в
печи на степном хуторе кизяка щекочет ноздри теленка, так и песня эта
заставила Дюри Ковача при звуках венгерской песни навострить уши.
Обрадованный, он подбежал к своему однокашнику-немцу и вцепился в его плеча,
будто тот что-нибудь у него украл.
- Откуда у тебя эта песня, "камерад"?
- У отца в тюрьме узник сидит один. У него научился.
- Венгр?
- Да, венгр. Некий Миклош Акли.
Дюри побледнел, сердце его громко забилось, но, не желая выдать себя
перед немцем, он изобразил, насколько мог, равнодушие на лице и сказал:
- Имя обычное. Что тебе Пал, или Петер. Жаль только, что венгр. А ты не
знаешь, за что он сидит?
- Ну, вот скажешь тоже! - отмахнулся Эдуард. - Отец никогда не болтает
о служебных делах.