"Кальман Миксат. Миклош Акли, или история королевского шута " - читать интересную книгу автора

венгерский мальчик. Ах вы, мой милый, так это вы!? А я, знаете ли, забыл. Да
вы уже самый настоящий солдат. И какой стройный да складный. И даже при
шпаге! Ой, видно совсем слабы стали мои глаза, коли не признал я вас! Только
по голосу и угадал, потому что слух у меня еще совсем хороший. Конечно, у
такого старого осла, как я, уши сохраняются молодыми дольше всего. А ведь
когда-то у меня и глаза были зоркие, как у орла. В самых любимых егерях его
императорского величества ходил. А сколько мы охотились в Ишле с ним вместе.
И с вашим папочкой, вечная ему память. Ну, а как же вы здесь-то оказались,
барич?
- Да вот хотел вас посетить, господин Лаубе. Только вижу - не ко
времени. Вон вы службой заняты.
- Несу императору мундир гессенского полка, потому что сегодня на обед
мы ждем князя Гессенского. А у них, у государей, такое глупое обыкновение
заведено, принимать гостя в мундире его гвардейского полка. И вообще глупое
это ремесло - управлять государством. Но не трудное. И уж коли не наскучило
оно мне до сих пор, не менять же мне его на старости лет? Можно сказать -
сойдет этакая работа и за отдых. Уши-то у меня, слава богу, хорошие,
хозяйский колокольчик еще издалека слышу. Великое благодарение господу богу,
что уши у меня такие. Ну, а вы-то, барич, по какому делу здесь оказались?
- Хотел своего наставника, господина Акли, проведать, да вот слышал
будто с ним беда приключилась и что нет его теперь здесь. Поэтому решил вот
к вам, господин Лаубе. Заглянуть, порасспросить, что и как?
- Как? Разве вы не знаете? - удивленно вскричал камердинер и положил
мундир и брюки на мраморные перила, взглянув на свои золотые часы, висевшие
на толстой массивной церии. - Ну что ж, есть у меня еще несколько минут. Так
вы в самом деле ничего не знаете? Ох, конец бедному господину Акли. Написал
какое-то дурацкое стихотворение, а за него беднягу щелк (он рукой показал,
как ключом запирают дверной замок), и вот сидит он где-то в прохладном
местечке, один бог знает - где. И неизвестно еще, увидит ли когда вновь свет
божий. Потому что у господина Акли были крылышки, как принято говорить. Он и
парил на них. А это никогда до добра не доводит. Куда лучше, когда у
человека не крыльев, зато есть уши...
По мере того, как папаша Лаубе все больше входил в раж, Дюри оценил все
выгоды ситуации и все больше пятился спиной к мраморным перилам, на которых
лежала гессенская гусарская униформа его императорского величества.
Воспользовавшись тем, что старый камердинер был подслеповат, он улучил
момент, когда старик Лаубе закашлялся, и одним ловким движением вложил
прошение Миклоша Акли в карман зеленоватого гессенского мундира, не
переставая все время причитать:
- Ах, бедный дядя Акли! Ах, бедный Акли! И как же ему помочь?
- А никак ему не поможешь. И не ломайте над этим попусту голову. Если
груша до времени свалилась с дерева, обратно на ветку она уже не
вскарабкается.
- А может он и не виноват ни в чем вовсе?
- С точки зрения груши это не имеет значения. Упала ли она, потому что
сгнила, или даже пусть была крепкая, да ветром ее сбило. Но дело ее все
равно плохо. И точка. Ну, ладно, и хватит, а теперь мне пора нести мундир,
потому что его императорское величество будут одеваться. Вы дождетесь меня,
барич?
- Не, господин Лаубе, не дождусь. Я хотел к вам заглянуть всего на одну