"Кальман Миксат. Два нищих студента" - читать интересную книгу автора

видеть в доме у Добошей убийцу своего отца - Кручаи, ненависть к которому
нарастала в пареньке по мере того, как подрастал он сам. Всякий приезд
Кручаи был черным днем не только для сироток, но и для Добошей. Мальчики
ходили понуря головы, а тетушка запиралась в своей комнате и плакала.
В такие дни Пишта сжимал от ненависти кулаки и думал про себя: "Эх,
если бы я однажды мог как равный с равным поговорить с Кручаи, уж я призвал
бы его к ответу! И зачем он только ездит сюда, что ему здесь надо, за что
добрых стариков огорчает?"
Впрочем, дело недолго оставалось в секрете. Добоши сильно задолжали
Кручаи. С давних пор тетушка покупала у него свиней, и всякий раз в долг,
который постепенно достиг такой большой суммы, что Добошам уже не под силу
было выплатить его.
В один печальный день загремел барабан на дворе, и Добошам не нужно
было больше ломать голову над тем, на кого оставить мясную лавку. Теперь они
плакались уже о том, на кого им оставить своих семинаристов.
С молотка пошло все: и дом, и лавка, и мебель, и тридцать ланцев[20]
земли за городской чертой. Остались Добоши в чем были. Но и теперь они
думали не о себе, а о двух "нищих студентах", которым, как видно, не суждено
было стать ни дьячком, ни мясником.
У тетушки Добош в Сегеде жила младшая сестра Марта. Муж ее, Янош
Венеки, был одним из крупнейших лесоторговцев на Тисе и владельцем многих
барж и плотов. Он пообещал взять к себе на работу Добоша, а тетушка, мол,
проживет из милости при сестре своей. Правда, горек чужой хлеб, но коли богу
так угодно, пусть свершится его воля!
Вот уж было слез-то, когда пришла пора им расставаться!
- Взяла бы я вас с собой, - причитала тетушка, судорожно сжимая в
объятиях обоих мальчиков, - да ведь и сама-то я к чужим людям еду. Не знаю,
какая меня там судьба ожидает!
Повозка уже стояла у ворот, и дядюшка Добош сам снес совсем полегчавшие
свои пожитки и уложил их в задок телеги. Имущество без труда уместилось в
одном узле, хотя здесь было теперь все, что у стариков осталось.
Вернувшись в дом, Добош по очереди обнял мальчиков, а седую бороду его
оросили слезы.
- Господь бог милостив, не допустит дурного, - сказал он,
расчувствовавшись. - Может, коли угодно ему будет, еще и встретимся. Будьте
добрыми и честными. Я ходил к ректору, выхлопотал вам довольствие с кухни
для бедняков, а жить вы будете теперь в семинарии.
- А мне он пообещал, - перебила мужа тетушка, - летом послать тебя,
Пишта, легатом[21], там ты и деньжат подзаработаешь. Ну, подойдите ко мне,
поцелую я вас напоследок. - Она поцеловала мальчиков еще и еще раз,
погладила их по голове и вытерла косынкой слезы, которые так и лились у них
из очей. - Слава тебе господи, что хоть моих-то собственных деток ты забрал
у меня! - воскликнула она с болью в голосе.
А мальчики и слова вымолвить не могли от страшной боли, сжимавшей их
сердца. Подавленные происходящим, они подчинялись, молча подходили то к
дядюшке, то к тетушке и слушали все, что те говорили им, и печалясь и
утешая. Слушали, не слыша. Весь мир вдруг рухнул для них и обратился в
сплошной хаос.