"Артур Миллер. Фокус" - читать интересную книгу автора

выглядел бы, как будто рожден для него. Любой не-еврей так бы выглядел. У
еврея так не выйдет. В их домах пахло, а если не пахло, то потому что они
хотели походить на не-евреев. По его мнению, даже приятные вещи они никогда
не делали искренне, но только для того, чтобы втереться в доверие. Он знал
это от рождения, с детства, которое началось в Бруклине на улице проходившей
в квартале от еврейского района. Теперь, как и в те времена, он не мог
думать о них без ощущения могущества и самоочищения. Слушая сообщения об их
скупости он незаметно приходил к высокой оценке широты своих взглядов, что
казалось доказанным уже тем, что он сам не еврей. И когда ему встречался
щедрый еврей, его собственная бережливая натура негодовала и, поскольку он
видел всех людей только своими собственными глазами, в еврейской щедрости он
видел лишь надувательство и показуху. Притворщики, мошенники. Всегда.
И теперь в его смятении она находила подтверждение этого притворства,
думал он. Вызывающая ухмылка в ее глазах была невыносима, тем не менее, он
так и не смог заговорить. Он пытался пошутить, но не смог припомнить ни
одной шутки. Он нетерпеливо отвернулся от нее и снова повернулся назад. За
этот миг он впервые в жизни понял, что не вежливость удерживала его от
резкого ответа. Он продолжал сидеть потрясенный неожиданным пониманием того,
что порочность натуры евреев и их бесчисленные хитрости, особенно их
чувственная страсть к женщинам - факт, который ежедневно подтверждался их
смуглой кожей и припухшими глазами - все это было отражением его собственных
желаний, которыми он их сам наделил. Он осознал это именно сейчас, возможно
первый и последний раз, потому что именно сейчас ее глаза превратили его в
еврея, - и его невероятное желание не позволяло ему возражать. Он понял, что
хочет, чтобы сейчас она подумала о нем именно так, здесь, наедине в
кабинете, чтобы она позволила ему погрузиться в эту порочную темноту, чьи
глубины он часто исследовал только для того чтобы отворачиваться и
отклонять. Именно для этого тайного мгновения, чтобы погрузиться и найти...
Охваченный отвращением к самому себе, он поднялся. От огорчения за свою
развращенность он стиснул челюсти, а она, увидев это, решила, что он
разгневался. Ее большая сумочка хлопнула ее по бедру, когда она шумно
встала.
- Знаете, что надо делать с такими, как вы? - угрожающе сказала она. -
Вас вешать надо, ясно!
Она изготовилась к схватке. Пристально рассматривая ее, он подумал, что
когда ее лицо так выпячено вперед, она почти похожа на ирландку...
- Куда бы я ни пошла, везде одна и та же тупость. Я работала
секретарем, в таких местах, где мне даже не приходилось печатать. Я работала
в таких местах...
Он больше ничего не слушал, потому что когда она бросила взгляд через
плечо чтобы посмотреть, не идет ли кто-нибудь, кто может помешать ей, он
увидел иудейскую кривизну ее носа и темноту печальных глаз... Поворачиваясь
снова к нему, она наклонилась вперед, и вонзила негнущиеся пальцы в крышку
стола, и они трепетали перед ним как десять стрел с красными наконечниками.
- Когда-нибудь вас таки вздернут! - тяжело дыша, взвизгнула она шепотом,
добиваясь от него ответа в том же духе.
У него на спине мороз побежал по коже. С тех пор, как мать кричала на
него в детстве, он никогда так не страдал наедине с женщиной. Он не мог
заслониться от сияния ее платья и ослепительной броши между ее грудей, и
неприкрытое душевное волнение в ее потрясающе неистовых глазах влекло его,