"Артур Миллер. Фокус" - читать интересную книгу автора

Ее брови резко опустились. Мистер Ньюмен быстро вернулся к своему стулу
и сел за стол, в то время как ее лицо вспыхнуло.
Он долго не осмеливался поднять голову и посмотреть ей в глаза. Он
знал, что она наблюдает за ним и не менял выражения лица. Только легкий
румянец выказывал его возмущение и разочарование.
- Как вы, вероятно, знаете, - самодовольно сказал он, - нам нужны люди
с опытом работы на электрической пишущей машинке. Я предполагал, что у вас
есть такой опыт.
Он поднял голову и всем своим видом дал понять, что беседа закончена.
Она демонстративно оглянулась на комнату полную девушек, работающих на
обыкновенных пишущих машинках, а затем, перевела взгляд на него и ждала.
- Эти мы сменим при первой же возможности, - пояснил он. - Война
задерживала производство, но электрические машинки мы намереваемся
использовать именно в этом отделе...
Его храбрые слова затихали по мере появления на ее лице гримасы. Ее
губы приоткрылись, а брови слегка поднялись вверх, и она собиралась то ли
умолять его о чем-то, то ли плюнуть в лицо, - что именно он не понял.
- Я смогу великолепно работать на такой машинке после однодневной
тренировки. В ней нет ничего особенного, тем более, если уметь печатать как
я. - Наклоняясь так над столом, она выглядит неестественно, подумал он.
- Мы отдаем предпочтение людям, которые...
Ее гладкий розовый подбородок приближался к нему. - Мистер Ньюмен, я
принадлежу к англиканской церкви с рождения, - прошипела она и от гнева на
ее коже рядом с носом появилась красное пятнышко.
В том, что она сказала, для него не было ничего нового. Это были
обычные слова, которые он слышал много раз раньше (кроме того, что
большинство из них выбирали унитаристскую церковь - пока поднимались к нему
на лифте). Однако он почувствовал, как у него похолодело на сердце, когда он
смотрел на ее разъяренное лицо. Его охватывал испуг, и он не знал почему.
Что-то было в ее глазах... в том, как она рассердилась, в той уверенности, с
которой она сидела, дожидаясь его ответа. Она не двигалась, свирепо глядя на
него... Эта близость... вот что испугало его... да, эта близость была внове.
Ее злоба была личной. Она сидела так, будто все о нем знала, как будто...
Она принимала его за еврея.
Он приоткрыл рот. Ему захотелось убежать из кабинета, потом он захотел
ударить ее. Она не должна делать этого своими глазами!
Он продолжал сидеть и от ненависти не мог говорить. И, тем не менее,
вспотевшие ладони свидетельствовали о том, что он все же смутился, потому
что его чрезвычайная вежливость не позволяла сказать, что он не еврей без
антипатии к этому, а значит и к ней. И в его неспособности говорить, в его
замешательстве, она, похоже, видела окончательное доказательство, и что
странно - совершенно абсурдно - он беспомощно признал, что уже это было
подтверждением. Потому что для него еврей всегда означал обманщика. Прежде
всего. Это черта была присуща им всем. Бедные евреи притворялись, что они
беднее, чем были на самом деле, богатые - что богаче. Проходя мимо квартала,
где жили евреи, он всегда представлял за выцветшими занавесками кучи
припрятанных денег. Увидев за рулем дорогого автомобиля еврея, он всегда
приравнивал его к черномазому за рулем дорогого автомобиля. По его мнению, у
них не было традиций благородства, как бы они не пытались их
продемонстрировать. Если бы у него был дорогой автомобиль, он наверняка