"Генри Миллер. Нью-Йорк и обратно (джазовая легенда) " - читать интересную книгу автора

частенько называл его Джои, хотя у него тоже другое имя. Мы взяли эту
привычку у Уэмбли Болда, который называл так всех подряд. Генри считал, что
это упрощает дело и к тому же приучает быть скромным. Ума не приложу, каким
образом то, что тебя называют Джои, может "упростить дело" или приучить
кого-то к скромности, но я легко поддавался чужому влиянию и тоже ввел это в
свой обиход".], как жить-то будем, а? Разыщи меня! Хотя, есть подозрение,
дела пойдут по-старому. Ладно, все равно приеду... Знаешь, еврей,
опубликовавший мой "Сияющий пирог" в той революционной "Дэне Программ",
здорово отыгрался на мне, озаглавив его: "Пришел, увидел, улизнул".
Американцы, а особенно коммунисты, терпеть не могут выставленных из-за
границы соотечественников. Я успел заслужить всеобщую неприязнь сразу везде,
кроме разве глухих языческих окраин, где по выходным обжираются до чертиков.
Вот здесь-то я и пою, отплясываю, насвистываю, развлекаюсь ночи напролет.
Если вдуматься, ничего общего между мной и местными нет, одна лишь охота
повеселиться. Правда, о настоящем кутеже в этих краях и не слыхивали:
пошумят-погудят, и разойдутся. Как-то раз в Манхэссете мы с Эмилем столь
усердно наяривали кекуок, что у приятеля сместилось одно яичко. Дивная
выдалась ночь: мы надрались до того, что протрезвели. Ближе к концу гулянки
я уселся за фортепьяно и принялся отбивать какую-то мелодию, фальшивя в
каждой ноте. Как я играл! Будто сам Падеревский[Игнаций Ян Падеревский
(1860 - 1941), польский пианист, композитор, государственный деятель.] - под
мухой. Покалечил несколько клавиш и все до единого ногти. Спать отправился в
мексиканской шляпе с трехфутовыми полями, так она и валялась на моем животе
подобно здоровенному подсолнуху. Утром пробудился почему-то в детской, а
рядом - крохотная пишущая машинка: под хмельком и по буквам-то не попадешь.
Еще я нашел распятие и четки - дар Общества Чудотворной Медали, Германтаун,
Пенсильвания.
Да уж, уморительного я насмотрелся - хоть отбавляй, а посмеяться почти
не над чем. Когда вернусь в Париж, только и буду вспоминать вечера,
проведенные на диванчиках в кабинетах, где все наперебой напыщенно и
бесцеремонно судачили о социально-экономических условиях, то и дело не к
месту приплетая Пруста и Кокто. (Сейчас в Америке рассуждать о Прусте или
Джойсе значит быть ультрасовременным! Любой дурак может брякнуть: "Что это
все болтают о сюрреализме? Объясните, что он такое? " Обычно я доходчиво
растолковываю: это когда ты помочишься в пивную кружку товарища, а тот ее по
ошибке залпом и осушит.)
На днях повстречал Уильяма Карлоса Уильямса, отлично гульнули вместе у
Хилера[Хайлер Хилер (1898 - 1974) - американский художник. В 30-е гг. жил в
Париже, сотрудничал в путна-мовском "Нью ревю"; в 40-е гг. перебрался в
Калифорнию. Автор памфлета "Хилер Хайлер и панорамное видение" (Париж,
1932), теоретической работы "Цветовая таблица Хайлера" (1937); сотрудничал с
Миллером и Уильямом Сарояном в работе над книгой "Почему абстрактное? "
(Нью-Йорк, 1945); написал также критические эссе "Дилемма современного
художника" (1945) и "Почему экспрессионизм? " (1946). В книге об Америке
Миллер посвятил ему главу "Хайлер и его фрески" (Хилер Хайлер расписывал
стены в здании Аква-парка в Сан-Франциско).]. Холти явился с двумя
обкуренными зятьями, один из которых играл на пианино. Нагрузились вдрызг,
даже Лизетт. Когда все готовы были отрубиться, кто-то как заорет: дескать,
любое искусство локально! Что тут поднялось! Трудно описать. Хилер в
подштанниках, скрестив ноги, бренчит "Верь мне, любимый" - новая фишка