"Генри Миллер. Сексус" - читать интересную книгу автора

потерять ее, а это-то и может оказаться самой тяжкой цепью из всех
возможных.
Я провел утро, выпрашивая в долг то у одного, то у другого, потом
разделался с цветами и книгой и засел писать длинное письмо, которому
предстояло отправиться со специальным посыльным. Я написал, что позвоню ей
сегодня же ближе к вечеру. В двенадцать я ушел из конторы и отправился
домой. Я страшно нервничал, меня просто колотило от нетерпения. Сущая
пытка - торчать дома и ждать пяти часов. Я снова вышел в парк и почти
машинально, ничего не замечая, спустился к пруду, где дети пускали
кораблики. Какой-то оркестрик наигрывал в отдалении. Все это воскресило в
моей памяти детство, тайные мечты, страстные желания, детские обиды и
зависть. Какой неукротимый, яростный бунт кипел в моих жилах! Я думал о
великих людях прошлого, о том, чего им удалось достичь уже в моем возрасте.
Но все честолюбивые помыслы, которые могли у меня быть, улетучивались.
Теперь я хотел только одного: полностью отдаться в ее руки. Превыше всего на
свете хотел я слышать ее голос, знать, что она все еще здесь и что ей
никогда не удастся забыть обо мне. Знать, что в любой грядущий день я смогу
сунуть монетку в прорезь автомата, услышать, как она проговорит "алло", - о,
на большее я и не надеялся. Если бы она пообещала мне это, если бы она
сдержала обещание - плевать на все, что еще может со мной случиться.
Ровно в пять я набрал ее номер. Незнакомый, равнодушно-унылый голос
пробубнил, что ее нет дома, и отключился, не дав мне спросить, когда она
вернется. Сознание, что она вне пределов моей досягаемости, чуть не довело
меня до бешенства. Я позвонил жене, чтобы она не ждала меня к обеду.
Сообщение было принято как обычно: кислый тон словно давал понять, что от
меня и не ждут ничего, кроме обманутых ожиданий и бесконечных опаздываний.
"Ну и подавись этим, сука, - подумал я, вешая трубку, - по крайней мере я
знаю твердо, что мне от тебя ничего не надо, ни от живой, ни от мертвой".
Трамвай проходил мимо. Не интересуясь его маршрутом, я вскочил в вагон
и устроился на заднем сиденье. Пару часов катался я по городу и очнулся
возле знакомой арабской кофейни, приткнувшейся у самой воды. Я выскочил из
трамвая, добрел до набережной и уселся на парапет, созерцая гудящие
переплетения Бруклинского моста. Надо было убить несколько часов, пока не
придет пора двигаться к танцевальному залу. Пустыми глазами вглядывался я в
противоположный берег, и словно корабли, потерявшие руль, плыли
безостановочно по течению мои мысли.
Наконец я поднялся и пошел пошатываясь, как человек, которому сделали
операцию и он приходит в себя после наркоза. Каждая вещь узнаваема, знакома,
но лишена смысла; нужна целая вечность, чтобы как-то скоординировать,
соединить вместе несколько простых понятий, которым обычно так легко
находилось место: стол, дом, люди. Огромные строения с замолкшими в них
автоматами смотрелись тоскливее заброшенных гробниц. Бездействующая машина
создает вокруг себя пустоту более глубокую, чем сама смерть. Это были кубы и
параллелепипеды пустоты. А я был призрак, странствующий в вакууме.
Остановиться, присесть, закурить сигарету или не садиться, не закуривать,
думать или не думать, дышать или не дышать - какая разница, все равно.
Сдохни прямо тут же - и идущий следом переступит через тебя; пальни из
револьвера - и другой человек выстрелит в тебя; завопи что есть мочи - а у
него, как ни странно, тоже здоровенная глотка.
Движение сейчас идет с востока на запад, с запада на восток. Через