"Александр Мильштейн. Серпантин " - читать интересную книгу автора

тайно встречаться по ночам с Генрихом Сергеевичем, днем ей необходимо
тереться у всех на глазах о Ленечкино плечо... Проcто чтобы усыпить
бдительность жены... "Ну вот, я тебе честно сказала... Если можешь, побудь
еще моей "крышей", ладно? Ну что тебе, жалко?"
Манко тогда просто онемел от такой наглости. И на всю жизнь
возненавидел это слово. Особенно после того, как он вычислил место, где они
ебались...
Как ему хотелось тогда выйти из кустов и вызвать Генриха Сергеевича на
бой... Он не сделал этого, потому что в голосе маленькой сучки, когда она
говорила, что любит не его, а Генриха, и что он, Манко, для нее просто
"крыша" и все, была какая-то страшная правда...
Чего уж там было после этого кулаками махать...
И все же хотелось, ох как хотелось... Несколькими короткими ударами...
Устроить Генриху Сергеевичу вечные каникулы... Привязать ногами к висевшей
рядом с поляной "тарзанке"... И пусть себе качается над Северским Донцом...
Как маятник... Пока не затухнет... А потом и протухнет... Полянку они
выбрали себе укромную, тарзанкой, похоже, давным-давно никто не
пользовался...
Во всяком случае, веревка сразу же порвалась, стоило Манко повиснуть на
ней, а он ведь тогда еще был не таким тяжелым...
Это теперь, знакомясь с девушками, он произносит: "Сто сорок килограмм
боевого веса!"
Мужчинам и деловым женщинам он не это говорит... Ни к чему, потому как
у Манко теперь сравнительно легальный бизнес и соответственно - нрав...
Но тогда он еще не был таким раздобревшим... И все же, взвесив все "за"
и "про", не стал отправлять Генриха Сергеевича в нокаут, и даже - за что
особенно презирал себя после возвращения из лагеря - до конца смены не
переставал быть "крышей" для маленькой сучки... Остальное он забыл и
вспомнил только сейчас... А именно: что почувствовал при виде набросившихся
на Генриха Сергеевича вольников...
Они были примерно одного возраста, и вообще как-то очень друг на друга
похожи... Возвращаясь в лагерь с прогулки, Манко увидел, что на Генриха
Сергеевича набросилась толпа борцов вольного стиля... Манко стало не по
себе... Почему? Потому что он в тот момент вспомнил человека, который
избивал Матвеева... И подумал... Вот интересно было бы понять, что именно он
тогда подумал... Прежде, чем попробовать восстановить все это в деталях,
Манко решил все же съесть то, что принесла официантка... Хотя выглядело это
не очень аппетитно... Манко вдруг не то чтобы ощутил головокружение... Ему
показалось, что пространство в буквальном смысле надето на него... Подобно
костюму...
Такое ощущение бывало у него иногда во время разборок, и тогда оно
помогало, скажем, стряхнуть с себя чью-то руку... Или собаку с ее долбаной
"мертвой" хваткой...
Но сейчас Манко казалось, что если он встряхнет рукой... То сбросит с
себя все на свете...
И кафе вместе со студентами, и небо с такими же крикливыми чайками, и
асфальт вместе с крошками, и стол... Поэтому Манко сидел совершенно
неподвижно, минуту или две. А потом стал жадно поглощать завтрак.
Он все съел и попросил еще стакан вина, закурил коричневую "сигариллу"
и вспомнил, как в толпе уродов, окруживших Генриха Сергеича, ему почудился