"Борис Минаев. Мужской день" - читать интересную книгу автора

огромное расстояние до книжного шкафа. По пути на меня напал вражеский
самолет-муха. Но я храбро крикнул: "Прочь, козявка!"
"Надо стать еще меньше", - подумал я и закрыл глаза.
Я шел по ней и пел свою любимую песню: "Махнем не глядя, как на фронте
говорят..." Светлая солнечная полоса заполнила собою все пространство, весь
мир. Идти было легко. Никого вокруг не было. Только свет, тепло, все мое
тело стало нежно-розовым, просвечивающим.
"Я - свет", - подумал я и вдруг повернулся и открыл глаза.
Это продребезжал на улице трамвай.
Передо мной белел потолок. На нем я увидел знакомые трещинки и привычно
прикрыл левый глаз. Трещины сразу стали Лицом. Лицо смотрело на меня всякий
раз, когда я засыпал. Чем больше темнело в комнате, тем страшнее оно
становилось, зрачки наливались сумрачной тяжестью, а на щеках проступали
мрачные шрамы. Лицо никогда не давало мне вовремя заснуть. Я лежал в темноте
и боялся.
Сейчас Лицо было бледным и несчастным.
"Ну, чего ты? - недовольно спросил я. - Что случилось? Смотри, какое
солнце".
"Твои папа и мама умрут", - печально сказало Лицо.
Я отчаянно повернулся на бок и снова натянул одеяло. Приник к дырочке.
Но светлой полосы уже не было. Был просто паркет с трещинами и пятнами. И
лежали под самым носом мои старые тапочки.
"Нет, - подумал я. - Это будет нескоро, когда и сам я буду стариком.
Мне будет лет пятьдесят. Все будет другим - и земля, и небо. Все желания
людей будут исполняться. Никакой смерти не будет".
Я снова повернулся на спину. "Ну что, съел? - сказал я Лицу. - Не будет
никакой смерти!"
"А светлая полоса исчезла, - сказало Лицо. - Нет ее. Была и
растворилась. Высохла, как лужа. Вот так и жизнь. Сейчас она есть. Мама
встанет и будет жарить яичницу. Папа откроет балкон и начнет, пыхтя,
поднимать гирю. По радио будет передача "С добрым утром!". Но это только
светлая полоса. И она кончится. Эх ты, малыш-голыш!"
На секунду показалось, что все это правда. Глаза стали влажными, и
через всю щеку потекла теплая слеза. Лицо стало уродливым, жалким и
расплылось в бессмысленные линии.
"Ну вот тебя и не стало", - подумал я.
Теперь я был совсем один.
"Надо разбудить маму и папу, - подумал я. - И прекратить всю эту
ерунду".
И вдруг страшная мысль пришла ко мне: а если они уже умерли?
Стало трудно дышать.
Вдруг к нам ночью залез вор и зарезал маму и папу? Или они отравились?
Страх заключался именно в чудовищной нелепости этой идеи.
Я медленно встал и босиком подошел к закрытой двери. Там было тихо...
Я вошел к ним в комнату.
Мама, закрывшись полной смуглой рукой, лежала доверчиво щекой на
одеяле. Папа, как всегда, накрыл голову подушкой и отвернулся к стене.
По кровати шла светлая полоса. Я прислушался. Родители не дышали.
- Мама! - слабо крикнул я.
Мама тяжело поднялась и села на кровати. Сонным движением запахнула