"Борис Минаев. Мужской день" - читать интересную книгу автора

...Утром он уходил покупать свежий кефир, а потом до вечера отправлялся
в библиотеку читать газеты.
А мой папа с утра делал зарядку. Он раздевался до пояса, и, привязав к
ремню двухпудовую черную гирю, выпрямлялся и нагибался. Шея у него
становилась ужасно красная, и он шумно сопел. Я испуганно смотрел на
ремень - неужели не оборвется? Но ремень не обрывался, только становился
после упражнений каким-то очень мягким и дряблым.
Потом папа обливался холодной водой под умывальником. Он фыркал и снова
шумно сопел, а мама подносила ему полотенце. "Папа делает настоящую
зарядку, - думал я. - Не то что Давид Моисеевич".
Папа вытирался и спрашивал меня:
- Ну ты как вчера? Опять лекцию слушал?
Они с мамой начинали весело смеяться. Однажды я спросил их, почему они
смеются над стариком Иосифом.
- Потому что он чудак, - просто ответила мама. - Но человек хороший.
Потом мы переехали в отдельную двухкомнатную квартиру на Пресне. Больше
папа и мама ни у кого не просили денег до получки. Да и не у кого было.
Соседи в новом доме к нам заходили редко.
...А когда мне было лет десять, мы с мамой шли по Кузнецкому мосту и
забежали в маленький магазинчик, где мама хотела купить географический
атлас, роскошную толстую книгу. С отдельными картами всех стран и
континентов. Но я настоял на политической карте мира. Она была совсем не
такая, как у старика Иосифа - меньше раза в два, и, кроме того, бумага была
тонкая и непрочная.
Дома я повесил ее над своей кроватью.
Вечером, когда пора было ложиться спать, я встал на кровати и осмотрел
карту. Теперь я был длинный и свободно мог достать до Северного полюса. Меня
поразило, что это была совсем другая карта. Страны были совсем другого
цвета. Да и названия, которые я помнил очень смутно, были тоже другие.
Немного испугавшись, я позвал папу и спросил его о причине этого
несовпадения. Он ответил, что карта Иосифа была очень старая, а в мире с тех
пор многое изменилось. Нет больше ни эмиратов, ни протекторатов, сплошные
свободные страны.
Папа долго подшучивал надо мной после этого разговора. Он говорил, что
когда я вырасту, то буду таким же одиноким чудаком, как старик Иосиф.
Позже я узнал, как умер Иосиф. Дом на Метростроевской, где мы жили,
стали выселять. Всем дали отдельные квартиры. Но старик Иосиф привык жить с
соседями. И, не выдержав перемен, вскоре скончался.
Когда я узнал, что он умер, я ничего не сказал. Я почти забыл старика.
Его щетину. Его сладкий обжигающий чай в жестяной кружке. Его голую
лампочку. Запах старости и неуюта в его угловой комнатке. Его давно не
стиранный костюм и желтые газеты в углах.
И даже глаза старика Иосифа я забыл тоже.
Только карту я запомнил хорошо. Не знаю, почему.

ЗУБНАЯ БОЛЬ

Очень рано у меня начали болеть зубы. Они шатались, ныли, но не
выпадали, а новые, коренные, никак не хотели вылезать, пробиваться на свет.
И тогда мама повела меня в детскую поликлинику.