"Рауль Мир-Хайдаров. Путь в три версты" - читать интересную книгу авторау сына были бы братья и сестры, безусые дядья, которые научили бы его
плавать, ходить на лыжах, разжигать костры в ненастную погоду, варить уху из ершей с жирным налимом. С ними он ходил бы с ночевкой на Илек и на озеро, с ними загорал бы голышом на дюнах, отгоняя мошкару крупным листом лопуха, словно опахалом. К весне Дамир Ахатович твердо знал, что не лежит у него душа ни к городу, ни к нынешней работе. Потому и мучился еще сильнее. Желание побывать в родном селе росло день ото дня, а Дамир Ахатович, уговорив жену на отпуск в Степном, каждый день рассказывал ей и Зарику, как они будут прекрасно проводить там время. Правда, он сам давно не был в Степном, последний раз восемь лет назад, когда вызвали срочной телеграммой - отчим лежал при смерти. От той давней поездки остался такой жгучий след стыда, который и с годами не проходил. Когда они с матерью, чистенькой, тихой старушкой, повязанной белым, из дешевой материи, платком (в которой никак нельзя было узнать и даже представить некогда бойкую Марзию-апай, которая и огород сама садила, и саманы по договору, надрываясь, делала, и поденно вместе с русскими бабами мазала хаты более зажиточным селянам), вернулись из больницы, чтобы найти машину и подготовить дом для последнего пристанища отчима на этой земле, Дамир вынул из кармана деньги и сказал: - Мама, ты найди, кто может выкопать могилу, а я сбегаю за машиной. Мать, было протянувшая руку, вдруг словно обожглась, отдернула ее и стала медленно оседать на саке. Дамир кинулся к ней и растерянно спросил: - Мама, что с тобой? Марзия-апай неожиданно заплакала, тихо, по-старушечьи, и Дамир чутьем - Не к добру, оказалось, сынок, что жил ты столько лет вдали от гнезда родного, ведь ты был такой добрый, такой участливый, разве забыл, как у нас хоронят... И Дамир тут же вспомнил, что не было в их селе могильщиков и нет. Только пройдет слух, что умер кто-то, на другое утро с рассветом (чтобы оставалось время и на земные, насущные дела), тянутся к заовражному кладбищу и парни, и подростки, и отцы семейств, и немощные аксакалы. Кто-то из седобородых укажет подобающее возрасту и полу место, а если была воля умершего положить его с кем-нибудь рядом, непременно уважат. Каждый приходил со своим инструментом: ломом, кувалдой или лопатой. Иной раз только пару лопат и успеешь выкинуть, так много народу приходит, особенно зимой, в лютые морозы. Потому что такая работа никому не в тягость, легко и быстро должна копаться могила, последнее прибежище человека. Как же он мог позабыть такое? Ведь он с соседом Бахытом не однажды ходил на кладбище. И зимой не раз спрашивали: "А где Дамир? Где его лом?" Лом у Каспаровых действительно был знатный, царского времени, единственное наследство от деда, поденщика-землекопа Чем ближе становился долгожданный день отъезда, тем чаще Дамир Ахатович вспоминал этот случай, и он призывал на помощь свою память, мысленно прокручивал давнюю жизнь в Степном, чтобы еще раз ненароком не обидеть близких и дорогих ему людей. Уже перед самым отъездом сестра Машеньки, Катерина Алексеевна, жившая в Воркуте и растившая одна сына, погодка Зарика, телеграфировала, что выезжает к ним в гости на солнышке погреться. Так всегда бывает: то годами писем нет, |
|
|