"Рауль Мир-Хайдаров. Жар-птица" - читать интересную книгу автора

оказались в центре поселка. Двор Чипигиных - рядом с кинотеатром, где мать
Толика, тетя Маша, работала билетером. Тогда им казалось, что нет на свете
лучше ее должности: каждый день можно смотреть кино! Бесплатно!
Вечерело. Возле кинотеатра толпился народ, а во дворе у Чипигиных было
безлюдно. Нуриев с сожалением подумал, что опоздал. У пустой собачьей конуры
стояла грязная табуретка, и Нуриев, ничего не соображая, присел, сразу
почувствовав, что устал.
Прислонившись спиной к шершавому стволу старого карагача, к которому,
судя по ободранной внизу коре, привязывали собаку, он с грустной нежностью
оглядывал знакомый двор, который некогда знал не хуже своего.
- Рафаэль! Рафаэль! - раздалось вдруг за спиной.
От калитки к нему спешила старая грузная женщина. Столкнувшись с этой
женщиной где-нибудь на улице, он вряд ли узнал бы в ней мать своего друга.
Они обнялись, и она долго плакала на его плече и что-то говорила сквозь
слезы, но Нуриев ничего не слышал, мысли его унеслись далеко-далеко, в то
время, когда этот могучий карагач был тонким, беззащитным саженцем, эта
женщина - молодой, красивой и острой на язык билетершей, а он сам - юным и
беззаботным, и когда вся жизнь, казалось, еще впереди.
Вытерев глаза платком, тетя Маша сказала тусклым голосом:
- Успел, успел...
И видя растерянное лицо Нуриева, добавила:
- Похороны завтра утром. В десять. Ждем дочку из Алма-Аты. Люсю-то
помнишь?
Рафаэль кивнул, припоминая, что у Толика действительно была старшая
сестра.
- Хочешь увидеть его? - спросила неожиданно тетя Маша.
- Да, конечно,- как-то торопливо, без подобающей минуте скорбности
ответил Нуриев, хотя этого ему совсем не хотелось.
В центре комнаты, мало изменившейся с тех пор, как он здесь бывал, на
том самом столе, где "три мушкетера" резались когда-то в карты, стоял
некрашеный гроб из свежеструганных досок. Книжное, киношное восприятие
смерти продолжало довлеть над Рафаэлем, и он машинально припомнил высокие,
роскошные, лакированные гробы из западных фильмов, и оттого гроб Чипигина
показался ему нелепым. Он почему-то напоминал деревянный балконный пенал для
цветов.
В зале стоял душный полумрак, окна были занавешены, только у старых
икон в передних углах комнаты, жарко коптя, оплывали свечи. Тетя Маша
откинула марлю, прикрывавшую лицо сына. И в тот же миг Рафаэль закрыл глаза.
Он не видел Чипигина десять лет, знал, что в тюрьме его дважды крепко
избивали, и от этих побоев у него на лице остались следы. Но он не желал
этого видеть. Он хотел, чтобы Толик остался в его памяти таким, каким он его
знал...

Мать словно и не ждала его, но видно было: приезду сына обрадовалась.
Просидели они за самоваром на летней веранде допоздна. Разговор шел о
Чипигине. Даже о внуках она справилась вскользь. Рассказывая о Толике, она
потихоньку плакала, часто вытирая краешком платка блеклые старушечьи глаза.
"Пожалуй, о нем она знает больше, чем обо мне",- думал Рафаэль,
внимательно слушая мать. Немудрено. Толика она знала с детских лет, вырос
тот у нее на глазах, бывал ежедневно у них дома, да и последующая его жизнь