"Дмитрий Мирошник. Рассказы (Профессор Рахманович, Шальная пуля, Шапка по кругу)" - читать интересную книгу автора

это тоже произведение искусства. Поначалу я с удовольствием служил этому
искусству. Задачи, которые оно ставило передо мной, бросали вызов моему
самолюбию, заставляли напрягать мозги и совершенствоваться. Однако, со
временем я стал понимать, что у моего искусства есть очень неприятное
название - искусство убивать людей. И хотя я не проектировал снаряды, не
точил оружейные стволы и не синтезировал пороха, я все равно служил богу
войны, потому что улучшал системы доставки оружия - двигатели боевых
самолетов. Поняв это, я охладел к своей работе.
Но тогда в послевоенной Одессе, голодной и полуразрушенной, у меня,
дошкольника, в голове было пусто, высоким материям там делать было нечего, и
только природное причастие к мужскому началу с его страстью к авантюрам и
тягой к неизвестному влекло меня со всей своей коварной силой.
Глаза Кольки не отрывались от моего хлеба. Он подбрасывал свой патрон и
ловил его, стараясь зародить во мне желание стать его обладателем. Он мог не
делать этого, если бы знал, что рыбка давно в его сетях. Кличку Псих Колька
получил за бешенный нрав, который более всего проявлялся в драках. Дпаки
были обычным делом не только в нашем дворе. Колька мог схватить камень и
швырнуть его тебе в голову, а угомонить его не было никакой возможности. При
этом он грязно ругался, а губы его покрывались белой слюной или пеной.
Кольке было лет десять, он был гораздо сильнее меня и ему ничего не стоило
просто отнять у меня хлеб, но мы стояли у моего подъезда, дело было днем, во
дворе были люди, и Колька не хотел шума, а громко кричать я умел хорошо, да
и бабушка была еще дома. В общем, мы поняли друг друга.
- Махнемся? - спросил Колька.
- Настоящий? - задал я дурацкий вопрос.
- Ты что, идиот? На капсюль посмотри!
Он торопился, чтобы не дать мне время откусить еще кусок. И, протянув
мне свое сокровище, он другой рукой вырвал мой бутерброд, который я уже
подносил к раскрытому рту.
Весь мир вокруг меня изменился, как только патрон оказался в моей руке.
Я перестал замечать все, что меня окружало, меня охватили новые,
неизведанные чувства. Все мальчишки во дворе занимались подрывом
боеприпасов, слухи о том, что кто-то раздобыл патрон или гранату,
расходились моментально, от желающих принять участие в подрыве не было
отбоя, и в этом ничего нового не было. Но на этот раз я решил сделать все
сам, без чьей-либо помощи, в одиночку, чтобы не делиться ни с кем
запрещенной радостью.
Я знал, что подобные занятия кончаются плохо. Не в том смысле, что
осколок или пуля могут лишить тебя жизни - тут у меня по малолетству не было
никаких сомнений, что ко мне это не относится и что я буду жить вечно.
Реальной угрозой было другое - разглашение коварного замысла. Если он
становился известнем взрослым - все, готовь задницу для расправы. И тогда
все во дворе будут слышать твои вопли, перемежаемые родительскими
назиданиями в такт со свистом ремня по твоему костлявому заду.
Поэтому я зажал патрон в кулаке и держал руку в кармане своих штанов,
подальше от чужих глаз. Я еще не знал, что я буду с ним делать, но мне очень
хотелось пообщаться с ним теснее, и чтобы этому общению никто не помешал.
Разводить костер ради того, чтобы услышать один выстрел, мне показалось
хлопотным занятием. Надо было придумать что-то другое. Я бродил по двору,
присматривая место, где можно было спокойно заняться моим гнусным делом.