"Дмитрий Мирошник. Рассказы (Профессор Рахманович, Шальная пуля, Шапка по кругу)" - читать интересную книгу автора

Более всего для этого подходил задний двор нашего флигеля, у развалки. Это
был непроходной двор с забором из ракушечника и одиноким абрикосовым
деревом.
В то время в Одессе каждый пацан, которого родители выпускали гулять
одного, уже знал, что если пробить капсюль патрона, то получится взрыв. Я
начал строить примитивную систему подрыва патрона. Для начала надо было
зафиксировать патрон в положении капсюлем вверх. Лучшего фиксатора, чем
земля, я придумать не мог. Надо было выковырять в этой голой окаменелой
земле лунку, куда бы патрон вошел по самый капсюль. Никакого инструмента у
меня не было. Я выбрал место у забора под абрикосовым деревом, где земля
была помягче, и какой-то щепкой стал ковырять землю. И провозился с этой
затеей долго, пока не понял, что без железа тут не обойтись.
Я подошел к развалинам флигеля. Еще недавно здесь работали пленные
немцы. Их привозили каждый день и они заканчивали то, что наделали - убирали
обрушенные балки, перекрытия, разбирали завалы, грузили мусор в машины и
делали это под надзором вооруженных солдат. Солдаты охраняли немцев. С одной
стороны, чтобы не убежали, а с другой - от пацанов, которые не упускали
случая запустить в немцев камень. Кормили немцев плохо. Я, правда, не знаю,
кто в то время в Одессе ел хорошо. Моя бабушка, у которой война забрала
сына, а у ее дочери - моей мамы - мужа, к немцам относилась плохо. Но когда
она стояла у нашего черного хода и смотрела на работающих немцев, ее губы
шептали какие-то еврейские слова, глаза были влажными, а лицо становилось
печальным.
Однажды я видел, как молодой немец в грязной темно-серой форме,
озираясь на стоящего поодаль охранника, подошел к бабушке и что-то сказал,
поднося руку к своему рту. Бабушка принесла ему из нашей кухни вареную
картофелину и луковицу. Хлеба у нас тогда было мало, его давали по карточкам
и впроголодь.
Что могло заставить уже немолодую еврейку, которой фашисты принесли
столько горя, поделиться с пленным немцем частью нашего скудного семейного
рациона? Наверное, это было чисто женское сострадание, которое не делит горе
на немецкое или еврейское. Бабушка не рисковала, как та молодая черкешенка в
толстовском "Кавказском пленнике", помогая Жилину и Костылину, но налицо
было то же женское сострадание. Бабушка была настоящей женщиной.
На следующий день этот немец опять подошел к бабушке и протянул ей
маленькую деревянную коробочку, которую, очевидно, пронес через всю войну.
Это был простой, но хорошо сделанный ларчик, в котором держат мелкие вещи.
Так он благодарил бабушку. Тот ларчик еще долго жил в нашей семье. Бабушка
держала в нем свой нехитрый скарб и дорожила ларцом.
Побродив по развалке, я нашел, наконец, железнодорожный костыль и кусок
железной трубы. Откуда там быть железнодорожному костылю я и сам не знаю, но
мне он пригодился. Я поставил его острым концом на землю, а трубу
использовал как молоток. Сколько раз при этом я бил себя по руке я говорить
не буду. Рука ныла, но мне надо было закончить задуманное.
Когда костыль вошел в землю, появилась другая проблема - как его оттуда
вытащить. Сдуру я забил его по самую головку, и он сидел в земле как гвоздь
в доске. Когда я той же трубой стал бить по головке костыля в разные
стороны, он прослабился и мне удалось его вытащить. Образовавшаяся лунка
была похожа скорее на небольшую ямку, чем на отверстие, и мой патрон
болтался в ней, как детская нога в отцовском сапоге. Но это казалось мне