"Григорий Ильич Мирошниченко. Ветер Балтики " - читать интересную книгу автора

кроме дежурного звена "чаек".
- Все цело, ждем только погоды! - ответил Семен Федорович и поведал
испытателю ДБ-3, каких трудов стоило замаскировать самолеты, чтобы сохранить
ударную силу для полетов к Берлину.
Широкая, спокойная гладь моря. Поверхность синевато-зеленая. Она не
утомляет глаза. Самолеты с каждой минутой все больше набирают высоту.
А потом неожиданно наступает темнота. Она наступает так быстро и так
властно, что летчики даже не успевают присмотреться к окружающему. Главное
теперь - поближе к ведущему, выдержать строй.
Пожалуй, у капитана Плоткина более, чем у кого-либо, развито чувство
товарищества. И в темноте он продолжает лететь рядом с полковником. Где-то
рядом Дашковский, Трычков, Гречишников. Совсем неподалеку Беляев, Финягин,
Фокин. За ними идут Ефремов, Кравченко, Александров и Русаков.
Раскаленные выхлопные патрубки видны справа, по ним и ориентируется
капитан Плоткин, выдерживая строй.
И пока горизонт на западе еще светел, Михаилу Плоткину легко держать
место в строю. Ведомые машины идут в левом пеленге. Они хорошо видят
Преображенского, так как флагман четко проектируется на светлом фоне
горизонта.
А если взойдет луна? Такой вариант предусмотрели еще на земле. Тогда
ведомые перестроятся и пойдут в правом пеленге. Флагмана они будут наблюдать
со стороны лунной части горизонта.
В шлемофоне Преображенского слышится чуть глуховатый голос Хохлова:
- Докладываю: проходим Либаву.
В кабине становится все прохладнее.
Высота 6200 метров. Температура воздуха за бортом минус 15 градусов.
Безграничны просторы Балтики!
Тускло в вышине светят звезды. В стороне черным пятном лежит земля. На
высоте уже крепкий мороз. Руки тянутся к кислородным маскам. Два с половиной
часа продолжается полет по приборам. Море пустынно, пейзаж унылый и
утомительный, едва различимые берега тянутся бесконечно.
Через полчаса погода резко меняется. Со всех сторон ползет серая
пепельная дымка, вскоре она переходит в сплошную мглу. Оттого, наверно, в
кабине морозная слякоть. Скрывается море, исчезают знакомые островки,
расползаются и наконец совсем теряются изрезанные берега. И вдруг, как
стена, на высоте шести с половиной тысяч и до самой земли вырастает густая,
неразрывная облачность. Сильный западный ветер бросает воздушные корабли из
стороны в сторону.
- Что делать? - спрашивает Евгений Николаевич штурмана. - Будем бомбить
Штеттин или пойдем к Берлину?
- Только к Берлину, - спокойно отвечает штурман.
- Да, надо непременно идти к Берлину! - соглашается полковник, и
переговоры их на этом заканчиваются. Флагман шел к Берлину в холодной и
сырой мгле, забираясь в нее все глубже и глубже. Рядом летели ведомые.
Кислородные маски и стекла очков заволокло сизоватой морозной коркой,
ее трудно содрать, еще труднее прочистить стекло. А прочищать надо особым
карандашом, от которого все равно остаются следы царапин. Холодный пот
струится по лицам, от липкой влаги прилипает рубашка к телу, спину щекочут
холодноватые ручейки. Грудь стынет, леденеет, будто кто положил за пазуху
кусок льда.