"Юкио Мисима. Запретные удовольствия" - читать интересную книгу автора

местности. Такая абсурдная смесь гордости и страха редко встречается среди
довоенной знати.
Бывший князь Кабураги увидел Сунсукэ и по-европейски протянул ему руку.
Другой рукой он теребил одну из пуговиц своего костюма. Слегка наклонив
голову, он с широкой улыбкой произнес: "Го кигеи е! Здравствуйте!" Со
времени учреждения налога на имущество снобы незаконно присвоили себе такое
приветствие, в то время как средний класс по какой-то глупой склонности
избегал его полностью. Так как коварство было внешним свидетельством
благородного высокомерия князя, его "го киген е" производило совершенно
естественное впечатление на того, кто его слышал. Короче говоря, посредством
благотворительности сноб становится откровенно бесчеловечным, посредством
криминала дворянин становится откровенно человечным.
Однако во внешности Кабураги было нечто отталкивающее, похожее на пятно
на одежде, которое не выводится, не важно, сколь часто его пытаются свести,
смесь пораженческой слабости и наглости. Вместе с таинственным, глубоким,
сдавленным голосом это производило впечатление тщательно отрепетированной
естественности...
Внезапно Сунсукэ обуял гнев. Он вспомнил грязный шантаж четы Кабураги.
Определенно, у него не было причины быть обязанным Кабураги из-за того, что
тот вежливо с ним поздоровался [22].
Старик едва ответил на приветствие, но подумал, что это как-то
по-детски, и решил исправить положение. Сунсукэ поднялся с дивана. Кабураги,
увидев, что Сунсукэ встает, отступил на пару шагов по полированному полу,
словно танцуя. Тут он вспомнил, что давно не видел одну из присутствующих
дам, и поприветствовал ее. Сунсукэ теперь некуда было идти. Госпожа Кабураги
тотчас же подошла к нему и повела к окну.
Обычно она не была склонна к многоречивым приветствиям. Она двигалась
быстро, правильные складки ее кимоно волновались вокруг щиколоток. Когда она
стояла перед окном, в котором ясно отражались лампы, освещающие холл в
наступивших сумерках, Сунсукэ удивился, что ни одна морщинка не портит
красоту ее кожи. Госпожа Кабураги, однако, была изобретательна в выборе
нужного ракурса и правильного освещения и использовала это в своих
интересах.
Госпожа Кабураги не стала касаться прошлого. Она и ее муж действовали,
учитывая человеческую психологию - если не показывать замешательства,
смущение обязательно почувствует другая сторона.
- Вы хорошо выглядите. По сравнению с вами мой муж кажется стариком.
- Хотелось бы и мне тоже постареть, - сказал шестидесятипятилетний
писатель. - Я все еще совершаю множество присущих юности неблагоразумных
поступков.
- Что за гадкий старикан! Вы так и не избавились от романтики, верно?
- А вы?
- Да как вы смеете! Мне еще жить да жить! Что же касается сегодняшнего
жениха... Вы бы послали его ко мне на обучение месяца на два-три, прежде чем
женить, чтобы они с этой девочкой, его невестой, поигрались "в дом".
- Что вы думаете о Минами как о женихе?
Когда Сунсукэ небрежно бросил этот вопрос, его глаза внимательно
следили за выражением лица женщины. Сунсукэ был абсолютно уверен, что, если
ее щека хоть немного дрогнет, если у нее появится хоть малейший блеск в
глазах, он не упустит возможности заметить это, усилить, расширить,