"Павел Андреевич Мисько. Красное небо " - читать интересную книгу авторакласса, в котором искали книги. На повороте - кабинет физики и химии...
Мы понесли дрова еще дальше. Но тут почти сразу за поворотом коридор был перегорожен серыми, неоструганными досками. Возле двери-дыры прохаживался немец с автоматом. "Вэк!" - сразу крикнул он нам, к той дыре и близко не подпустил. Но я успел заметить - за перегородкой, возле стен, стояло в пирамидах черт знает сколько оружия... Мы бросили дрова у первой попавшейся печки и вышли. - А Таня и в солдатскую столовую заходит, где зал, и в офицерскую - где учительская была... - сказал с завистью Петрусек. - Даже за перегородку бегает!.. Я не понимал, зачем каждый день торчит возле школы Степа. За эти дни можно было несколько раз пересчитать оружие, даже издали заглядывая в дыру. Пришли строем немцы из клуба - на обед. Им долго о чем-то, поставив по стойке смирно, говорил другой офицер - его называли гауптманом. Пока я глазел на солдат, Петрусек куда-то исчез. Мне не хотелось одному идти домой... И вдруг на крыльцо выбежал Петрусь. Глаза у него были вытаращенные, рот искривлен. Шатаясь, сошел по ступенькам, шагнул к Степе и упал лицом в снег... Я бросился к нему. Выбежала пз школы с ведром и Таня, оттолкнула в сторону меня и Степу, стала возле него на колени и начала тереть хлопцу виски и лоб снегом. Петрусь очнулся, раскрыл глаза. Мы приподняли его. Из уха по щеке текла струйка крови... Он смотрел на нас бессмысленно... - Я видела... Петя к перегородке подошел, смотрит на пулемет... А вытирала ему наволочкой кровь на щеке. Голос ее срывался на горячечный, с присвистом шепот. - Форт! - вдруг рявкнул над нами, появившись на крыльце, часовой и указал автоматом от школы. У меня гудело в голове, я тоже был оглушен как Петрусь, бессильная ненависть сжимала мне грудь. Мы со Степой подняли Петруся под руки. И в это время зашагали мимо нас в столовую, загрохали сапогами по крыльцу немцы. Некоторые хохотали над нами, а мы шли вдоль этого, казавшегося нам бесконечным, строя, и жеребячее ржание стегало нас, как кнутом... Таня тогда, кажется, еще осталась возле школы... Это был последний день 1941 года. В полдень я снова пошел к клубу. Немцы срубили последние елочки - на украшение зала. Несколько деревцев отправили в школу. В клубе намечался новогодний бал. Карл Шпайтель и староста ходили из дома в дом - собирали столы и стулья. Таня - конечно же! - была с ними. Она слюнила химический карандаш и старательно, русскими и немецкими буквами, надписывала снизу на стульях и столах фамилии их владельцев. Староста от имени немцев обещал все вернуть хозяевам. Но люди понимали, что все это делается для отвода глаз. Сняв голову, по волосам не плачут... И даже помогали выносить мебель, грузить на сани. Забрали стол и у нас. Таня расхаживала по комнате, словно кроме нее и Шпайтеля никого в хате и не было. |
|
|