"Габриэла Мистраль. Избранная проза" - читать интересную книгу автора





Кастилия I


Я просыпаюсь в вагоне ночного поезда Барселона-Мадрид от
взволнованного голоса моей подруги: "Мы уже в Кастилии!". За окном - редкой
скудости земля, которую предутренний свет делает еще более скудной. Эта
уставшая земля - ну не знаю чем! - похожа на давно обнищавшего человека.
Она просвечивает сквозь белесый туман и лишь в разрывах этого покрывала
видна ее странная печальная нагота. Я встаю: на горизонте вырастает
Сигуэнса - суровая зубчатая гряда башен и стен. Это мне знак о первой
встрече с городами Кастилии.
Вот уже три часа кряду я смотрю в окно. Но глаза мои, напоенные
солнцем и бездонной синевой Средиземного моря, упорно противятся этому
монотонному пейзажу, то грязно-пепельному, то цвета потемневшей меди.
Настроение падает... Мне еще неведомо, что Кастилия познается лишь во всей
ее протяженности, она, как "Кемпис", которому тесно в моем стихе. Только по
пути из Мадрида в Эскориал я начинаю что-то понимать. Кастилия - это,
пожалуй, не земля, это - норма жизни. Кастилию не почувствуешь обонянием,
как банановую рощу в тропиках, к ней не прильнешь взглядом, как к
американским ухоженным лугам. Она - мыслит и вместо запахов дарует идеи.
Вместо плодоносного гумуса кости ее мертвецов уготавливают плодоносную
лихорадочность Духа. Мне вспоминаются слова одного француза: "Эта Кастилия,
которую я так и не увидел, должно быть, потрясающая земля, коль скоро она
свела с ума такими высокими отвлеченностями вашего Унамуно". И я в ответ: "
А до него - великого Эль Греко. Эта сухая, пышущая жаром земля Саламанки
оказалась благодатной для умов сочных и мощных".
Уже позади зеленая полоса парков, где любили охотиться короли. И чем
ближе к Эскориалу, тем оголеннее чуть всхолмленная равнина. Глаза едва
выносят такое ожесточенное однообразие. Но вот вдали вырастает каменная
громада Эскориала. Чувства, которые пробуждает это сооружение, наполовину
обусловлены столь мрачным пейзажем. Он, Эскориал, - единственная строка на
совершенно пустынной Месете. Невольно вспоминается средневековый герб,
который мне случилось видеть в одном флорентийском музее. Герб - сплошь
алый и лишь самую его сердцевину пронзает бронзовая игла, которая только
усиливает, подчеркивает эту нагую алость. Вот и Эскориал, думаю, воздвигли
лишь затем, чтобы обозначить, обострить ощущение пустынности.
Стылые глотки его коридоров сглатывают меня как дождевую каплю. Я иду
через все эти каменные ходы с таким чувством, будто на мои бедные плечи, не
приученные к величию, легло бронзовое покрывало.
Здешняя церковь удивляет излишней красочностью фресок. Их цветовая
насыщенность открыто враждует с выразительным безмолвием камня. В самых
холодных недрах дворца стоит Усыпальница кастильских королей, и мне жутко
от мысли, что вот здесь, в полумраке, истлевает королевская плоть. Я
облегченно вздыхаю, входя в покои Филиппа. Однако и тут все убранство
отмечено знаком застарелой печали. С волнением я прикасаюсь к странно
обмякшим креслам, подхожу к столику, за которым решались судьбы Латинской