"Николай Семенович Мисюк. Ночной вызов (Повесть) " - читать интересную книгу автора

фуфайке нехотя встала со стула и молча повела его куда-то вглубь.
Она шла, неторопливо шаркая ногами в тапочках без задников по
цементному полу. Бесконечно длинным и мрачным казался Пескишеву пропахший
лекарствами пустынный коридор. Голые стены, грязные разводья на потолке -
наверно, прохудилась крыша и залило дождем, унылый стенд с какими-то
выцветшими плакатами, сколоченные планками стулья для посетителей, пыльный
фикус в огромной деревянной кадке... Поворот, еще поворот, скрип открываемой
двери и - яркий ослепительный свет. Кажется, пришли.
Перевязочную освещала мощная лампа без абажура, свисавшая с потолка. По
мере того как глаза Федора Николаевича привыкали к ее резкому свету, он все
отчетливее различал контуры белого пятна на столе. Пятно медленно
превращалось в очертания тела молодой женщины, едва прикрытого свисающей до
пола простыней. Безжизненное, застывшее в неподвижности, оно казалось белее
простыни - ни кровинки. Только лицо было подернуто легкой синевой, словно
женщина задыхалась. Густые светлые волосы беспорядочно разбросаны, широко
открытые глаза с черными ресницами смотрели вверх. Горечь, недоумение и
мольбу выражало ее лицо. Чуть сдвинутые воздуховодом губы обнажали белизну
плотных красивых зубов.
Пескишеву стало зябко, как там, в поезде, когда он смотрел в темное
слепое окно. Он видел много смертей и, казалось, должен был давно ко всему
привыкнуть, но - так и не смог. Всякий раз смерть потрясала его своей
жестокой непоправимостью и несправедливостью. А эта женщина вдобавок ко
всему была еще так молода... Он забыл о том, что сейчас глубокая ночь, что
дома на столе - недописанная статья, которую следовало бы закончить и
отправить в редакцию еще неделю тому назад, что сразу же по возвращении ему
предстоит неприятный разговор с ассистентом Пылевской, вздорной и склочной
бабенкой, уже не один год отравляющей жизнь всем сотрудникам кафедры, - он
обо всем забыл, глядя на эту хрупкую женщину; одна-единственная мысль
вытеснила все остальные - поздно, слишком поздно...
Занятые своим делом, врачи не замечали Пескишева. Он снял плащ, бросил
его на стул и потер застывшие руки.
- Здравствуйте, коллеги. Что случилось?
Не дожидаясь ответа, подошел к больной. Посмотрел в глубину широко
открытых глаз, приложил ухо к груди, покачал головой.
- Молодой человек, когда вы последний раз прощупывали ее пульс?
- Мне, товарищ профессор, не до пульса, - устало ответил Круковский. -
Вы лучше у Зоси Михайловны спросите.
- Кажется, я еще недавно слышала биение сердца, - сказала Зося,
благодарно глядя на Пескишева: не отказался, приехал...
- К сожалению, ничто не прослушивается. - Пескишев снял с вешалки
халат, скептически осмотрел его и натянул на пиджак. - Зрачки широкие, на
свет не реагируют, спонтанного дыхания нет...
- Я ей уже несколько раз говорил, что больная мертва, - угрюмо сказал
Круковский. - Но что с нею поделаешь?! Твердит, как попка-дурак: качай да
качай! Что я - автомат, что ли? Руки занемели, спину так ломит - разогнуть
не могу. Может, будем кончать эту самодеятельность, а?
- Покачайте, пожалуйста, еще несколько минут, я попробую разобраться,
что тут случилось.
Пескишев мыл руки над раковиной в углу, а Зося, торопливо листая
историю болезни, рассказывала, что женщину рано утром нашли без сознания в