"Душан Митана. Сквозняк и другие" - читать интересную книгу автора

горьким пьяницей. Ты вообще-то знаешь, отчего он дал дуба? Напился до
чертиков, потому что его покинула какая-то баба. А ведь ему было 79!
Противно... - Он на мгновение замолчал, потом во внезапном приступе
вдохновения радостно хлопнул ладонью по лбу. - Знаешь, а вот это неплохое
начало, - сказал он и стал быстро писать, одновременно читая свой некролог
Веронике. - С великой надсадой грек Сизиф вкатывал на вершину горы большой
камень, но всякий раз, когда цель казалась достигнутой, он оскальзывался, и
камень низвергался в долину. И Сизиф все начинал сначала. Пожалуй, и мы
совершаем такой же напрасный труд, борясь с алкоголизмом и его пагубными
последствиями... Ну как? В яблочко, не правда ли? - сказал Виктор уверенно,
и на лице его отразилось столь знакомое Веронике радостное вдохновение,
всегда сопровождавшее творческий полет его мысли. Вопрос, разумеется, был
чисто риторическим; ответа он не ждал, потому ее слова застигли его
врасплох. - Орел порой опускается ниже курицы, но курица никогда не взлетит
до облаков. - Виктор посмотрел на Веронику долгим испытуюшим взглядом,
словно раздумывая, не связана ли ее бессмысленная реплика с его некрологом
на смерть Золтана Хорвата. Однако тотчас верно рассудил, что никакой связи
нет, и что Вероника спорола явную чушь. И все-таки связь ее нелепых слов с
ничем не мотивированной и непривычной улыбкой, осветившей ее лицо, возбудила
в нем прилив зябкого страха за ее душевное здоровье. Он встал из-за рабочего
стола, подошел к ней и заботливым, отцовским тоном изрек.
- Что с тобой, дорогая? Ты не больна? Извини, Вероника, в последнее
время я немного забросил тебя. Не представляешь, сколько времени отнимают
эти покойники. Ведь мы уже оба в годах. На будущий год поедем к морю. Может,
кто-то и сумеет заменить меня на эти несколько дней.
- А может, когда тебя здесь не будет, люди перестанут умирать, -
отозвалась Вероника с улыбкой.
- Уж нет ли в ее словах иронии? - подумал Виктор, подозрительно изучая
выражение ее лица. Нет, решил он, в ее улыбке нет и следа иронии. И все-таки
в ней есть что-то тревожное, более тревожное, чем ирония.
- Ты что так глупо скалишься? - коротко и отрывисто вскричал Виктор,
словно щелкнул кнутом. Но на сей раз лев уже не проскочил сквозь горящий
обруч.
На лице Виктора мелькнул испуг: в Вероникиной улыбке отражалась
победная самоуверенность, замешанная на презрении. Виктору показалось, что
он задыхается; трясущимися руками он освободил галстук и скрипучим голосом
пропищал: - Вероника, если хочешь... я думал об этом... ты чувствуешь себя
одинокой... я даже подумал, что мы могли бы купить... пса или лучше кошку...
- Спасибо, Виктор, ты действительно удивительно добр, но скажи... ты
мог бы написать что-нибудь, кроме некролога?
- Что именно?
- Торжественную речь по случаю рождения ребенка.
- Это не мой профиль, - отрезал Виктор, затрясясь всем телом от
отвращения. - Послушай! Надеюсь, ты не хочешь сказать, что...
Вероника кивнула: - Я была у врача. Виктор, я буду матерью!
- Исключено! В таком разе я был бы отцом. Но такой безответственности я
никогда не мог допустить!
- Не беспокойся, Виктор, отцом ты не будешь.
Виктор побледнел, долго смотрел перед собой пустым, невидящим взглядом,
потом закрыл искаженное ненавистью лицо руками и тяжело опустился в кресло.