"Владимир Митыпов. Геологическая поэма" - читать интересную книгу автора

для грехов и подонков", он волей-неволей должен был строить свое
существование, применяясь к специфически местному явлению - варначеству. В
знаменитом своем словаре Владимир Даль отмечал: "Положить варнакам краюху -
уходя на летние работы, пермяки кладут на окно хлеб для сибирских бродяг".
Но беглых не только задабривали - их и боялись: огораживались забором,
держали цепняков, имели в доме ружьишко, окна закрывали ставнями на железных
болтах - "фортификационный" прием, мало известный в Европейской России, на
Украине или, допустим, в Белоруссии. Беглых и жалели - сибиряк, сам
ссыльнопоселенец или же сын, внук такового, видел в бродяге хоть и
небезопасного порой, но все же родственного себе бедолагу - что бы он ни
сотворил где-то и когда-то, - ибо кто ж из нас в Сибири вовсе уж без
греха...
Что ни говори, а сложившиеся за века традиции обладают колоссальной
инерцией, живучестью, и жалостливое отношение к былым бродягам, пересекавшим
"славное море" на омулевой бочке, начинало вдруг давать махровые побеги в
дне сегодняшнем, побуждая целые деревеньки писать слезные петиции за
браконьера, разрядившего двустволку в грудь егеря: "Того-то, мол, теперича
уж не воскресишь, а этого - жалко..."
Сибирь с великим ее простором, великими богатствами недр, тайги и вод -
безусловно, земля гигантской мощи, но, как с горечью душевной думал иногда
Валентин, она напоминала в чем-то того могучего детинушку, о котором говорят
в народе: "Сила есть - ума не надо". Такова была самокритично-крамольная
мысль, являвшаяся коренному сибиряку Валентину Мирсанову. Больше того:
известное изречение Ломоносова, что российское могущество прирастать будет
Сибирью, он стал мысленно дополнять для себя словами: но и Сибирь будет
извлечена окончательно из всех своих медвежьих углов российской энергией и
умом, отмыта, причесана, чтоб можно было без сомнения явить миру ее бедовую
физиономию, и двинута вперед.
"Вот говорят: сибиряк! - невесело размышлял Валентин. - И уже одно это
считается как бы похвалой. Что ж, есть в нас немало хорошего, именно своего,
сибирского, этого не отнимешь. Но вот сами-то мы неужто не сознаем иногда
свою... ну, скажем, сиволапость? Взять вот хотя бы это наше знаменитое: у
нас, мол, сто верст - не расстояние, сорок градусов - не мороз, пятьсот
граммов - не выпивка. Что это, как не скрытая ирония над собой? Ведь сто-то
верст перестают быть расстоянием только при высокой насыщенности
автострадами, магистралями, а до этого у нас, в Сибири, еще дожить надо. А
уж алкогольная выносливость - совсем не то качество, которым можно
хвастаться, будучи в здравом уме..."
"Край мой златоносный..." Геологу не нужно было слишком напрягать ум,
чтобы сообразить: золотодобыча была отраслью, не требующей вложения больших
средств. Это не сталелитейный завод или фабрика мануфактуры. Труд - большей
частью самый примитивный, ручной. Небольшие мобильные артели. Цель - выжать
все, а там хоть трава не расти. Породившая золото земля не получала взамен
ничего. У благородного металла оказывался ветреный девичий нрав: дождалась
жениха - и вон из родного гнезда...
Словом, от мытья золота, как и от рубки леса по былой методе, до
настоящего промышленного освоения в те времена дело никак не могло дойти.
Естественно, в таких условиях не могла развиваться настоящая
производственная культура, н как следствие не блистала и всякая иная
культура Отсюда протягивалась ниточка и к убыванию сибирской живности,