"Ева Модиньяни. Женщины его жизни" - читать интересную книгу автора

он. - Будь осторожен, Бруно.
Бруно обнял его и поцеловал в губы, как когда-то обнимал и целовал
своего деда, старого барона Монреале, который именно дону Калоджеро Косте
доверил беречь мальчика. Это был старинный сицилийский ритуал прощания.
Убаюканный шумом моторов и приятным ощущением безопасности, навеянным мыслью
о Кало, он наконец заснул.


РОЗЫ ДЛЯ ПРОФЕССИОНАЛА

Деловитая секретарша, ведущая прием членов клуба, приветствовала его
ослепительной улыбкой, приберегаемой лишь для особых клиентов. А Йоганн
Кофлер среди лучших клиентов числился под номером первым. О раздаваемых им
чаевых и подарках ходили легенды, равно как о его fair play [30] и
удивительной скромности. Он был настоящим джентльменом, и хорошенькие
секретарши, мечтавшие узнать, до каких пределов простирается его щедрость,
могли бы пожелать ему только чуточку больше предприимчивости.
Йоганн Кофлер проводил в спортивном зале все утро: с восьми до девяти -
гимнастика, с девяти до десяти - плавание, перерыв на десять минут, затем
дзюдо и карате. С одиннадцати до полудня - сауна, массаж и отдых. В
двенадцать тридцать - легкий вегетарианский завтрак. И так пять дней в
неделю.
В цюрихском спортивном клубе, оборудованном наисовременнейшими
снарядами, в обстановке повышенной комфортности накачивали мускулатуру
мужчины и женщины всех возрастов, объединенные одним общим признаком:
наличием больших денег. Йоганн Кофлер посещал его вот уже десять лет, с тех
самых пор, как покинул родной Инсбрук и поселился в крупнейшем из городов
Швейцарии.
Ему было двадцать восемь лет, рост - метр девяносто, но никто не смог
бы назвать его красавцем: в его внешности было что-то неуловимое, нарушавшее
общую гармонию. Несмотря на высокий рост и удлиненные пропорции тела, он
больше всего напоминал большую морскую черепаху. Общее впечатление,
производимое им, умещалось в слове "мешковатость". Все у него было каким-то
обвисшим: глаза, нос, плечи, походка. Тем не менее он был превосходным
спортсменом. Ему замечательно подходило определение, придуманное для шершня:
"Противоречит всем законам аэродинамики, но все-таки летает". Его тело было
живым оскорблением всех законов гармонии, но функционировало с
безупречностью спортивного снаряда. Только в пристальном взгляде небольших
голубых глаз сквозила необычайная жизненная сила.
Он поднялся на лифте, соединявшем подземные помещения с вестибюлем, и
вышел на улицу. Стремительно преодолел под августовским солнцем расстояние,
отделявшее его от стоянки машин. Пот катился по лицу градом, особенно из-за
того, что на голове у него был парик. Он вынул из кармана мешковатых
спортивных брюк носовой платок и прижал его ко лбу, стараясь не сдвинуть с
места чуб волосяной накладки.
Навстречу ему попались две молоденькие секретарши, возвращавшиеся на
работу после обеденного перерыва. Одна из девушек тихо сказала другой: "Снял
бы он этот лишний скальп, меньше бы потел".
Он сел за руль красного "Рено" и выехал на дорогу, ведущую к холмам.
Его квартира была расположена в четырехэтажном особняке, составлявшем