12. Рыжий, рыжий, конопатый

Отец Рыжего – коп? Приехали. Только этого не хватало.

Само собой, Рыжий жутко расстроился, что эта маленькая подробность стала достоянием общественности, и почем зря ругался на своего папашу, пока тот записывал фамилии и обыскивал все машины на стоянке. Грегсон тоже не выглядел особенно счастливым и едва не охрип, уговаривая помощника шерифа Данлопа не вызывать местную бригаду пронырливых копов.

В конце концов Данлоп-старший согласился дать нам тридцать минут на прочесывание окрестностей. Грегсон отвел меня в сторонку, сгреб за воротник и в недвусмысленных выражениях приказал вернуть кубок.

– Позвоните своему дружку. Навестите его. Найдите кубок в кустах или где-нибудь еще, мне плевать. Эта гребаная супница должна быть на месте немедля. Я сказал, немедля, иначе ты вылетишь отсюда со свистом, понятно?

– Я не…—начал было я, но Грегсон, злой, как дьявол, схватил меня за плечи и начал трясти, будто тряпичную куклу.

– Никаких «но» никаких оправданий и прочего дерьма. Верните этот чертов кубок! Хотите толкнуть его после того, как уберутся ваши родители, – пожалуйста, но если через полчаса приза здесь не будет, считай, что ты уже исключен. Можешь катиться в Мидлсбрб, там тебя точно загнут крючком.

Да уж, в умении дать мощный стимул Грегсону не откажешь. Я позвонил Мартину из директорского кабинета и уломал его (за дополнительный двадцатник) принести посудину на ближайший перекресток. Я забрал кубок, с видом триумфатора вернулся в школу и объявил, что нашел пропажу в кустахза углом.

– Ну ты прямо как Пиклз, – сказал чей-то старик.

– Чего? – подозрительно прищурился я.

– Ах, ты слишком молод, чтобы знать, о чем я говорю, – захихикал этот придурок. Ему явно нравилось разговаривать со мной в манере старого доброго папочки. – Я говорю, ваш сын – прямо как Пиклз, – сказал он моему отцу.

– Чего? – не понял тот. По всей видимости, чертов

Пиклз имел какое-то отношение к футболу. Если так, то дядька обратился не по адресу, в нашей семейке с футболом как-то не сложилось.

– Ах, не обращайте внимания.

Мы помахали кубком перед носом у Данлопа, после чего он был вынужден прекратить свое вынюхивание, хотя результаты его отнюдь не удовлетворили. Папаша Рыжего добрых десять минут терзал меня – дескать, где я нашел приз, да каким образом он оказался в тех кустах и т.д. и т.п., пока Грегсон не подоспел мне на помощь и не положил конец допросу.

– Вы же знаете, все дети одинаковы, то одно потеряют, то другое. Они бы и головы растеряли, если бы не держали там свои мозги,– засмеялся директор и бросил на меня взгляд, который я отлично понял и от которого по спине пробежал холодок.

– Так точно, мистер Грегсон. Скорей всего я куда-то поставил приз и забыл про него, потому что думал только о сладостях. Наверное, большие ребята забросили кубок в кусты ради хохмы, – промямлил я.

– Гм-мм… Может быть, может быть – согласился Данлоп, хотя было видно, что мои объяснения его не убедили. – Что ж, ладно. Впредь будь повнимательней, сынок. Такие вещи стоят недешево.

– Конечно, – процедил я сквозь зубы и несколько раз повторил вслед удаляющемуся помощнику шерифу: – Морда козлиная!

– По-моему, без тебя тут не обошлось, – хмыкнул подошедший отец.

– Конечно, не обошлось, ведь это я отыскал приз.

– Ага, только сперва сам же его и украл.

Эти слова почему-то дико меня взбесили. Разумеется, папаша был прав, я действительно спер кубок (по крайней мере загнал посудину Мартину именно я), но он-то ни хрена не знал и при этом совершенно легко бросил мне в лицо обвинение в краже, да еще без всякой причины унизил на глазах у посторонних людей. Скажете, Банстед-старший решил преподнести мне урок?

Давайте допустим, что я не крал кубок, а взаправду нашел его в кустах и тем самым спас положение. Гордый собой, я бы принимал поздравления и дружеские хлопки по спине, полагающиеся в подобной ситуации, и все только ради того, чтобы мой отец, родная плоть и кровь, публично выбил почву у меня из-под ног? Если это все, чего мне стоило ожидать в этой жизни, к чему тогда исправляться? Пожалуй, быть порядочным человеком с клеймом вора – хуже всего. Куда ни кинь, всюду клин. То есть, тебе придется сносить всю тяжесть законопослушания, пахать не разгибая спины, чтобы заработать на пиво, и в то же время не иметь причитающихся привилегий в виде доверия и уважения окружающих. Зато на тебя первого укажут пальцем и обвинят в воровстве, если вдруг обнаружат в твоих карданах что-нибудь лишнее. На кой черт тогда пыхтеть и подпрыгивать?

– Еще скажи, что это сделал не ты, жалкий воришка. Признайся, сам ведь припрятал кубок, а?

– Знаешь что, пап? Ты прав. Абсолютно прав. Счастливого пути домой, – бросил я, развернулся и потопал в душ.

Чистая прибыль от тотализатора составила примерно восемьдесят фунтов (и, конечно, была бы больше, если бы нам не пришлось выкупать у Барыги Мартина чертову супницу), но на следующий день мы все предстали пред светлы очи Шарпея.

– Ну, ребятки, решили натянуть старого мистера Шарпа? Думали, это сойдет вам с рук? – пропел он, восседая за учительским столом. Вопреки нашим ожиданиям, буря не разразилась. Шарпей просто покачал головой и хихикнул себе под нос: – Н-да, провели-таки меня. И вы, и ваши родители. Но что получили в итоге? Какой навар, а?

Все настороженно молчали, чуя западню, но Шарпей не стал расставлять никаких ловушек и ограничился лекцией.

– Серьезно, какой куш вы срубили? Сотню? Две? И хренову кучу денег за кубок? Ладно, не будем скупиться и предположим, что вы поимели три сотни. У-у, подумать только: целых три сотни! Слушайте, да вы уже крутые парни. Делим триста фунтов на девятнадцать крутых парней… – Шарлей весело защелкал кнопками на калькуляторе, болтая ногами, точно дитя-переросток. – Тэ-экс, пятнадцать фунтов и семьдесят восемь пенсов на нос. Гм, достойный гонорар. А сколько отваги! Снимаю шляпу, джентльмены. Полный триумф!

Вот гад ехидный. Хорошо еще, он не знал, что на самом деле каждому пришлось всего по четыре фунта с хвостиком, ни туда ни сюда. Однако это не имело значения. Мы заварили всю кашу, чтобы выжать сколько-то денег из предков, и, самое главное, сделали то, чего делать было нельзя, а это зачастую уже само по себе является наградой.

– Вспомните принцип Гафина! – воскликнул Шарлей. – Неужели вы ничему не научились?

– Простите, мистер Шарп,– подал голос Шпала, – какое отношение к принципу Гафина имеет вчерашний футбольный матч?

– Самое прямое. Взвесьте, что вы приобрели и что потеряли.

– А что мы потеряли? – поинтересовался я.

– Доверие. Вы могли завоевать чуточку доверия, загладить старые грехи, показать, что начали с чистого листа. Поверите или нет, но вы сами определяете, какой будет ваша дальнейшая жизнь. Пока что вы этого не осознаёте, но прошлые поступки жерновами будут висеть у вас на шее, и ради жалких пятнадцати фунтов вы упустили такую прекрасную возможность! Молодцы, поздравляю. – Шарлей закончил монолог, качая головой, хотя никто из нас не понял, о чем он вообще толковал.

Пожалуй, в этом-то и заключался смысл.

Грегсон отнесся к нашей афере менее снисходительно и специально собрал у себя старост всех четырех комнат.

Я, Шпала, Биг-Мак и Конопля уже полчаса сидели перед дверями его кабинета, лицезрея мисс Говард. Сегодня она надела особенно облегающую блузку, поэтому ложбинка между грудями прямо-таки бросалась в глаза. Мы молча наблюдали, как мисс Говард вместе со своим бюстом перекладывает бумажки, а когда она вдруг начала точить карандаш, у меня в штанах едва не случилось маленькое происшествие.

– Кто из вас плохо себя вел, мальчики? – строго спросила мисс Говард, изогнув красивую бровь.

– Я, – сглотнув, ответил Биг-Мак.

– Понятно. Как вы думаете, что ждет маленьких мальчиков, которые плохо себя ведут? – обратилась она ко всем сразу.

Об этом я не имел ни малейшего понятия, но очень хотел узнать.

– Что? – спросил Шпала, почти с мольбой в голосе.

– Маленьких мальчиков, которые плохо себя ведут, я не пускаю вечером к себе в спальню и не разрешаю играть со мной в карты.

-А-а-э-э?.. – вырвалось у Биг-Мака, и в этом возгласе сосредоточились все наши невысказанные мысли.

Играть в карты? С мисс Говард? Вечером? У нее в спальне? Ну ни хрена себе! Когда такое было? Лично я и не подозревал об этой возможности. Интересно, кто из наших приходил к ней в спальню вечером да еще играл в карты? И на что они играли – на деньги, выпивку или на раздевание?

К сожалению, мы не успели получить ответы на все эти актуальные вопросы, поскольку Грегсон высунулся из-за двери и позвал нас в кабинет.

Шпала, Биг-Мак, Конопля и я быстренько поправили приборы в штанах, нашли в кабинете четыре относительно крепкие опоры, чтобы прислониться, и только после этого спросили директора, в чем дело.

– В мистере Данлопе, – ответил он. – Кто из вас знал, что его отец – коп?

Мы единодушно пожали плечами.

– А что тут такого? – нашел смелость поинтересоваться я.

– Что такого? – переспросил явно встревоженный Грегсон, на несколько секунд задумался, прикусив губу, а потом завел бодягу про доверие, вольные методы, слежку и полицейских. – Как вы знаете, в нашей школе применяются не традиционные способы обучения, – зачем-то напомнил он. – Как же нам создать общую атмосферу спокойной уверенности и открытости, если вы – точнее, мы, – боимся даже открыть рот, а все, о чем здесь говорят, передается в полицию сынком копа? Так не пойдет. Совсем не пойдет.

Мы переминались с ноги на ногу и ждали продолжения, но Грегсон лишь потер лоб и что-то пробормотал себе под нос.

– Сэр, с вами все в порядке? – осведомился Биг-Мак.

– Что? В порядке? Нет, конечно! Из-за этого случая школу вообще могут закрыть.

– Разве вы не знали, что отец Рыжего работает в полиции? То есть я хотел сказать, вы же, наверное, встречались с ним, как с остальными родителями? – выразил недоумение Шпала.

– Встречался, но своей профессии он тогда не назвал и, разумеется, явился не в форме. Неужели Данлоп-младший ни разу не проболтался про отца?

Не-ет. Я знаком с ним ближе всех, но мне он ничего не говорил, – пожал плечами Шпала.

– А как насчет телефонных звонков? Он часто звонил или писал домой?

Мы едва не расхохотались. Шпала спрятал усмешку и сказал:

– Да кто, блин, станет тратить время на такую ерунду?

-Нет, конечно.

– Я хочу, чтобы Данлопа здесь не было. Он должен покинуть школу, – отчеканил Грегсон. – Можно сказать, он уже исключен.

– За что? – вытаращил глаза Шпала. – Нельзя же исключать ученика только из-за того, что его папаша – коп.

– Наверное, нельзя, – произнес директор. – Придумай те повод. Спровоцируйте драку, подкиньте ему что-нибудь, организуйте подставу… в общем, действуйте как угодно.

Мы искоса переглянулись, и наше беспокойство не укрылось от Грегсона.

– Известно ли вам, джентльмены, почему я выбрал вас старостами комнат? Потому что вы – худшие из худших, и значит, более других достойны доверия, – объяснил он, хотя мы ни черта не поняли. – Достаточно было прочесть ваши личные дела и пообщаться при встрече, и я уже знал, что вами движет. Я загодя готов предсказать, как вы поступите в тех или иных обстоятельствах, а это превосходная основа для доверия. Я могу положиться на то что каждый из вас будет самим собой.

Что это – комплимент или оскорбление, я так и не понял. Грегсон еще добрых десять минут продолжал в том же духе, пока мы наконец не сообразили, что он загнал нас в угол.

– Итак, я назначаю вас моими помощниками. Будете держать меня в курсе и выполнять все мои распоряжения.

-Договорились?

Уверенный человек всегда производит впечатление, однако на этот раз наш директор промахнулся. Я никогда не делал чего-либо для кого-то еще, кроме мистера Банстеда, причем я имею в виду отнюдь не того чувака, который каждое утро просыпается в постели с моей мамашей. Нет уж, хрен вам. Засунь свои распоряжения себе в задницу, старина Грегсон!

– Для начала вот вам по пятьдесят фунтов. Там, где я их взял, осталось еще много, – сказал Грегсон и кинул на стол пачку десяток.

– Есть, сэр! – выпалил я и едва не отсалютовал ему, как игрушечный солдатик.

Мы сгребли деньги и поделили их между собой, после чего Грегсон дал первые инструкции:

– Мистер Уильяме, вы обязаны придумать повод для исключения мистера Данлопа из школы. Господа Банстед, Кемпторн и Маккофи, вам надлежит пораспрашивать соседей по комнате и узнать, насколько им нравится Гафин. Если вдруг обнаружится, что кому-то стыдно за свое дурное поведение и он желает встать на путь исправления, немедленно дайте мне знать. Кающиеся грешники здесь больше не нужны!

Мы были совершенно озадачены. Куда, черт побери, он клонит? Ясный пень, Грегсон чего-то не договаривает, но к чему такие финты?

Мы отправились на школьный двор, чтоб быстренько покумекать и еще быстрее засадить по сигаретке. Поразмыслив так и сяк, мы сошлись во мнении, что отныне нам четверым неплохо бы держаться вместе.

– Если кто-нибудь из нас что-то услышит или увидит, сперва пусть сообщит остальным, прежде чем бежать к Грегсону, – предложил я, и меня поддержали.

– Ну что, пойдем устроим засаду мистеру Данлопу.