"Дмитрий Могилевцев. Хозяин лета (История в двенадцати патронах) " - читать интересную книгу автора

прошлое день. Оставшаяся до жирно-красной отпускной черты колонка цифр
становилась всё короче, и я поглядывал на нее с удовольствием. Деньги у
меня еще оставались, всю зиму я подхалтуривал - писал для местного
полуподпольного издательства боевик с героем-спецназовцем и толпой
совокупляющихся с ним красоток. Правда, в рамках жанра я удерживался с
трудом.
Вконец доконало боевик то, что под Новый год я вдрызг рассорился с
Леной. Один мой старый приятель, прознав, что мы наконец-то отнесли
заявление в загс, созвал друзей, пригласил нас к себе и устроил прощание с
холостяцкой жизнью. Прощались мы бурно, вспоминая былые похождения. По мере
убывания жидкости в бутылках воспоминания наши становились всё более
откровенными. В конце концов Лена, расплакавшись прямо за столом, пообещала
хозяину квартиры, терзавшему гитару, разбить бедный инструмент о его
голову. Я отдал Лене свой носовой платок, вывел ее наружу и усадил в такси.
На прощание она посоветовала мне забыть о ее существовании - для тренировки
в забывании вещей, которые стоит забыть раз и навсегда. Но забыть у меня
пока получалось не очень.
Чем чаще я не мог заснуть, ворочаясь на узкой общежитской койке, тем
больше совокупительных сцен оказывалось в романе. К весне боевик
превратился в откровенную порнографию. Мне пришлось приложить немало
усилий, чтобы к концу романа герой снова начал стрелять и успел на
оставшихся до нормы тридцати страницах перебить всех злодеев.
На аванс, полученный за три первые главы порнобоевика, я жил, а на
гонорар хотел поехать в горы. С аванса же подкармливал Диму. Его не хотели
восстанавливать на бесплатном отделении, а на платном пришлось бы
выкладывать восемьсот долларов за год. Продать он мог только свой
программистский профессионализм, но кому нужен программист без высшего
образования, когда в Городе полно безработных выпускников того же
Радиотеха? Плюс университет, плюс Политехнический. Еще он умел прыгать с
парашютом, плевать сквозь зубы, вязать страховку обледенелой веревкой и
курить на четырехкилометровой высоте, не задыхаясь. Помимо этого,
предложить потенциальному работодателю было нечего. Правда, еще он умел
стрелять.

Вечером того дня мы сидели в моей комнате на ковре и пили заваренный
до черноты "Ахмад". Сумка с пистолетом валялась под столом, и мне казалось
- сквозь ее мягкий дерматин отчетливо видны контуры пистолета. Я сказал,
что Дима может оставаться в этой комнате до завтра - не дольше. И если он
хочет выползти целым из дерьма, в которое по собственной глупости затянул и
себя, и меня, то утром немедля уедет из Города. Куда? Куда угодно, к черту
на кулички, и забросит в эти кулички пистолет, сунет в болото или корове в
задницу, куда угодно, лишь бы подальше отсюда, а лучше, если разберет на
части и разбросает в разные стороны. Нет денег? Вот пятьдесят долларов.
Больше не дам. Этого хватит, чтобы доехать до какой угодно отечественной
глухомани и обратно, а потом к родителям в Витебск и сидеть там до осени, а
лучше и вообще оттуда не выползать, пока не поумнеет. Дима согласно кивал и
подливал себе чай. Потом вылил мой, остывший, и налил из чайника свежего.
Часов в девять пришел Володя - историк, знаток православной литургии и
полиглот, способный разговаривать и писать на семи живых и двух мертвых
языках и совершенно не способный заработать на жизнь с их помощью. Он