"Томас Ф.Монтелеоне. Репетиции (Сб. "Число зверя")" - читать интересную книгу автора

Но поразмыслив, Доминик пришел к выводу, что это просто ирония
судьбы. Это надо же, чтобы именно театр раздавил всю память Доминика о
детстве и юности!
Обхохочешься.
После визита в родной квартал Доминик попытался разыскать мать, но
так и не нашел. Она исчезла, и в каком-то смысле Доминик даже обрадовался.
Уж очень ему не хотелось предстать перед ней человеком, у которого нет
будущего - а теперь и прошлого. Невесть почему Доминик решил остаться в
городе - поселился в христианской церкви, а на жизнь зарабатывал поденной
работой.
Незаметно пришло лето. Доминик не обзавелся друзьями, не нашел
постоянной работы, бросил разыскивать мать. Он читал библиотечные книги,
ходил в кино на утренние сеансы и жил один, наедине со своими разбитыми
мечтами. Иногда он прогуливался по своему прежнему району, словно надеясь
хоть одним глазком увидеть свой дом. И всякий раз останавливался под одним
и тем же фонарем, созерцая сверкающую тушу Барклайского театра.
Это здание чем-то влекло его - в запертой комнате его души
просыпались давние мечты. Однажды, увидев в газете объявление:
"Барклайский театр приглашает на работу ночного сторожа с выполнением
обязанностей дворника", он бегом бросился на собеседование.
Его взяли с испытательным сроком, но Доминика это не смутило. Он
старался вовремя приходить на работу и скрупулезно выполнять свои
обязанности. День ото дня он чувствовал, что в его сердце растет нежность
к "Барклайке"; театр стал для него тихой гаванью, олицетворением покоя. В
этом месте он мог ужиться со своими былыми грезами.
Когда его трудолюбие вознаградилось штатной должностью и прибавкой к
зарплате, Доминик страшно обрадовался. Он стал приходить заранее и
смотреть спектакли, выучил жаргон, на котором изъяснялись рабочие сцены,
актеры и режиссеры. Театральные условности стали для него реальностью; он
вслушивался сердцем в великие трагедии, смеялся над остроумными комедиями.
Но больше всего он любил поздний вечер, когда толпы рассеивались. Он
шел в зрительный зал и, слушая, как потрескивают, остывая, лампы,
размышлял о сегодняшнем спектакле - сравнивал его с другими, сопоставлял
со своей версией смысла, вложенного в пьесу драматургом. Впервые в жизни
он был счастлив.
Но вдруг что-то изменилось. Ощущение чужого присутствия таилось в
каждом темном углу и все нарастало, нарастало...
...и сегодня он почувствовал, что больше не может терпеть. "Беги
отсюда без оглядки", - звучал в его голове вкрадчивый голосок инстинкта
самосохранения.
"Нет, - спокойно сказал он себе, - Больше никаких побегов. Завязываю".
Точно гигантский, занесенный кузнецом молот, над Домиником нависал
балкон. Он прошел в партер и прислушался к темноте. Покатый проход между
рядами вел вниз, к сцене. Занавес был поднят, драпировки - раздернуты,
открывая взгляду декорации текущей постановки. Медленно толкая пылесос по
толстой ковровой дорожке, Доминик отметил про себя, что в театре стоит
всем сумракам сумрак. Светящаяся табличка "Выход" на дверью казалась
тусклой и далекой.
Ряды кресел окружали его со всех сторон, точно притаившееся во мраке
стадо округлых тварей.