"Элизабет Мун. Дары ("Наемник")" - читать интересную книгу автора

пока, ничего не соображающий от усталости, не споткнулся об очередную кочку
и не растянулся в траве в полный рост, да так, что искры из глаз посыпались.
Прямо там он и заснул, совершенно обессиленный всем произошедшим, и спал,
пока не взошло солнце и мимо него не пролетела с жужжанием какая-то ранняя
пчела.
В утреннем свете паника прошлой ночи почти отступила. Он поднялся,
потянулся и принялся оглядываться вокруг. Позади все было чисто, лишь вилась
и петляла, словно оставленный удирающим кроликом след, полоса примятой
травы. Он-то думал, что шел прямо, но при свете дня понял - он ушел от, гм,
тракта и вполовину не так далеко, как надеялся.
При этом воспоминании он снова взглянул на сестренкин подарок. Самое
обычное дерево, выструганное до сходства с ножом и отполированное. В косых
лучах не успевшего еще высоко подняться солнца он наконец разглядел резной
узор, который нащупал вечером. Он провел по нему пальцем, но ничего не
произошло: линии как ничего для него не значили раньше, так ничего не
значили и теперь. Что бы это ни было, именно оно отпугнуло от него этих...
кем бы они ни были.
Он был голоден, но ему и дома не раз приходилось просыпаться голодным и
терпеть голод до тех пор, пока не было покончено с дневными работами. Пить
тоже хотелось, но он рассчитывал, что скоро найдет воду; нужно было лишь
продолжить путь. Он оглядел этот бескрайний, зеленый, усеянный цветами мир и
не увидел ничего знакомого. Здесь не было ни отца и братьев, которые вечно
задирали его, ни сестер, которые только и знали, что браниться и
насмехаться.
Утро плавно перетекало в день, голод соперничал с жаждой. Победила
жажда; к полудню он уже не мог думать ни о чем, кроме воды... но воды нигде
не было - даже намека на нее. Ни ласкающей взор полоски деревьев на берегу
ручья или реки... повсюду лишь трава волновалась на ветру, да все так же
вдалеке маячили холмы, плоские и дымчатые на фоне бледного неба. Он все шел
и шел, ориентируясь на клонящееся к горизонту солнце и надеясь, что все-таки
дойдет до холмов... Уж там-то должны быть деревья, должна быть вода.
Вместо этого он наступил на что-то мягкое и податливое, и ногу внезапно
пронзила резкая боль. Он ахнул и шарахнулся в сторону от этого мягкого и
податливого - и, валясь на бок, заметил мелькнувшее в траве извилистое тело,
оплетенное желто-коричневым узором. Он кое-как вскочил на ноги, но
обладатель узора не стал преследовать его. Нога горела и дергала, боль
вздымалась волнами, вверх-вниз, как кипяток. Он со стоном уселся обратно на
землю и закатал штанину. На щиколотке темнели два крохотных пятнышка, в
ширине пальца друг от друга, а между ними стремительно расплывалась зловещая
краснота. Его подташнивало, руки и ноги тряслись. Наверное, это была змея,
но дома полевые и водяные змеи были поменьше. И никогда никого не кусали -
хотя, конечно, он еще ни разу на них не наступал...
Внезапно его рот наполнился кислой слизью; он сплюнул и утер слезящиеся
глаза. Яд. Змея была ядовитой. Мать его матери перед смертью говорила что-то
об укусах ядовитых тварей. Место укуса надо вырезать, да, так она говорила,
или срезать. Деревянный нож не мог быть достаточно острым и прочным, но
ничего другого у него не было.
Он прикоснулся острием к следу одного из зубов, но не смог заставить
себя воткнуть его в кожу... боль уже была невыносимой, куда же больше? Из
ранки выступила густая желтая жидкость, побежала по ноге, как мед. Он