"Ги де Мопассан. Дядя Жюль" - читать интересную книгу автора

дяде Жюле и так сроднился с мыслью о нем, что мне казалось, я узнал бы его с
первого взгляда. Его прошлое, до самого отъезда в Америку, было известно мне
во всех подробностях, хотя в семье об этом периоде его жизни говорили
вполголоса.
По-видимому, он вел беспутную жизнь, иначе говоря, промотал порядочно
денег, а в небогатых семьях это считается самым тяжким преступлением. В
кругу богачей о человеке, любящем покутить, говорят, что он проказничает.
Его со снисходительной улыбкой называют шалопаем. В кругу людей неимущих
молодой человек, который растратил сбережения родителей, - распутник, мот,
негодяй.
И это различие вполне справедливо, так как значение наших поступков
всецело определяется их последствиями.
Как бы там ни было, дядя Жюль сначала промотал до последнего су свою
долю родительского наследства, а затем основательно уменьшил и ту часть
сбережений, на которую рассчитывал мой отец.
Его, как тогда было принято, отправили в Америку на грузовом пароходе,
шедшем из Гавра в Нью-Йорк.
Очутившись в Америке, дядя Жюль занялся какими-то торговыми делами и
вскоре написал родным, что обстоятельства его понемногу поправляются и что
он надеется со временем возместить убыток, причиненный им моему отцу.
Это письмо произвело огромное впечатление на всю семью. Жюль, тот самый
Жюль, которого раньше, что называется, ни в грош не ставили, вдруг был
объявлен честнейшим, добрейшей души человеком, истым представителем семьи
Давранш, безупречным, как все Давранши.
Затем капитан какого-то парохода сообщил нам, что дядя снял большой
магазин и ведет крупную торговлю. Второе письмо, полученное два года спустя,
гласило: "Дорогой Филипп! Пишу для того, чтобы ты не беспокоился обо мне. Я
в добром здоровье. Дела мои тоже идут хорошо. Завтра я надолго уезжаю в
Южную Америку. Возможно, что в течение нескольких лет от меня не будет
известий. Не тревожься, если я не буду писать. Я вернусь в Гавр, как только
разбогатею. Надеюсь, на это потребуется не слишком много времени, и тогда мы
славно заживем все вместе".
Это письмо стало как бы евангелием нашей семьи. Его перечитывали при
всяком удобном случае, его показывали всем и каждому.
Действительно, в течение десяти лет от дяди Жюля не было никаких
известий. Но надежды моего отца все крепли с годами, да и мать часто
говаривала:
- Когда вернется наш дорогой Жюль, все пойдет по-иному. Вот кто сумел
выбиться в люди!
И каждое воскресенье при виде исполинских черных пароходов, которые
приближались к гавани, изрыгая в небо клубы дыма, отец неизменно повторял:
- А вдруг на этом пароходе едет Жюль? Вот был бы сюрприз!
И казалось, сейчас на палубе появится дядя, взмахнет платком и
закричит:
- Эй, Филипп!
На его возвращении, в котором никто из нас не сомневался, строились
тысячи планов. Предполагалось даже купить на дядюшкины деньги домик в
окрестностях Энгувиля. Я подозреваю, что отец уже вел кое-какие переговоры
по этому поводу.
Моей старшей сестре исполнилось двадцать восемь лет, младшей - двадцать