"Альберто Моравиа. Челестина " - читать интересную книгу автора

солнечном свете, к которому так жадно стремилась Челестина, символ того
духовного света, что... Ну, ладно, не будем касаться этого вопроса. Если же
шел дождь, мы зажигали сильную лампу для киносъемки, и Челестина питалась не
сходя со своего ложа. Странно сказать, она упрямо отказывалась поглощать
свет неоновых трубок. Покушав, Челестина пряталась в тень или искала неяркое
и спокойное освещение. Наступало время игр и счета.
Я ставил перед ней шахматную доску, и мы играли в шахматы. Челестина
была заядлой шахматисткой, способной играть хоть двадцать партий подряд,
однако воображение у нее намного уступало памяти. Поэтому она больше следила
за тем, чтобы не повторять ходов, ошибочность которых уже доказана, чем
дерзала придумывать новые, которые могли бы принести ей победу. Властная и
убежденная в своей непогрешимости, она всегда стремилась к выигрышу и не
раз, видя, что ей грозит мат, прерывала партию под тем предлогом, что у нее
сели аккумуляторы и ей надо посидеть на солнышке, чтобы чуточку
подкрепиться.
Помимо шахмат, Челестина была очень сильна в отгадывании ребусов,
шарад, загадок, решении кроссвордов. Я снабжал ее этим добром, отыскивая его
на специально отведенных страницах еженедельных журналов, и она в мгновение
ока готовила ответы. Наконец с карандашом и бумагой в руках я подвергал
испытанию ее счетные способности, поистине необычайные, которые, можно
сказать, росли буквально день ото дня. Когда ей было всего десять лет,
Челестина за несколько минут выполняла операции невероятной сложности,
которые потребовали бы работы десятка математиков моего класса на протяжении
нескольких месяцев. Вот так, за шахматами, разгадкой ребусов и упражнениями
в счете, летело время. И в этой атмосфере духовной близости и тесной
дружбы - счастливой, увлеченной, отключившейся от всего окружающего - прошло
несколько лет.
Но всему на этом свете - увы! - приходит конец.
С превращением из ребенка во взрослую девушку у Челестины изменился
характер. Бедняжка Челестина, природа заставляла ее страдать, а она не
понимала, в чем дело, и мучилась от этого вдвойне. Иногда, возвращаясь
вечером из кино, мы заглядывали в ее пристройку, чтобы поцеловать ее, как
обычно, и пожелать доброй ночи, но находили верстак пустым. Тогда мы
отправлялись на поиски Челестины; искали ее в доме, в саду повсюду и наконец
находили: она сидела на вершине холма, погруженная в созерцание
раскинувшейся внизу равнины, залитой тихим, серебристым лунным светом. Или
она вдруг начинала доставлять нам неприятности, упрямиться и вести себя
непонятным образом: по четыре-пять дней не питалась, избегала света, прячась
по темным углам, грустная и нелюдимая, как таракан. В это время она
проигрывала в шахматы, не могла справиться с решением ребусов и даже
допускала грубые ошибки в счете. Но главное, - и это было самым зловещим
симптомом Челестина не замечала собственных ошибок, не исправляла их, не
запоминала. Больше того, она все чаще и чаще их повторяла, тупо и упрямо.
Похожая, слишком похожая на человека, Челестина, впав в какое-то
необъяснимое отчаяние, утратила способность к запоминанию.
Тут в дело вмешалась моя жена. Как математик я был склонен объяснить
угасание Челестины какой-нибудь ошибкой в конструкции, а вот жена как
психолог сразу же обнаружила причину ее болезненного состояния. После
тщетных попыток преодолеть психическую заторможенность Челестины при помощи
толчков и ударов кулаком, как мы это часто делаем с обычными