"Альберто Моравиа. Римские рассказы" - читать интересную книгу автора


Портолонгоне - это древняя крепость, расположенная на скале, нависшей
над морем. В день, когда я уходил оттуда, дул сильный юго-западный ветер, от
которого захватывало дух, а солнце ослепительно сияло на ясном, без единого
облачка, небе. Может, из-за этого ветра и этого солнца, а может, просто от
сознания, что я на свободе, но я был как шальной. Так что, когда я, проходя
по тюремному двору, увидел начальника тюрьмы, который сидел на солнышке и
беседовал со смотрителем, я не мог удержаться, чтобы не крикнуть:
- До свиданья, синьор начальник!
И вдруг я прикусил язык, потому что понял, что это "до свиданья"
совершенно не подходит к случаю: можно подумать, что я хочу вернуться в
тюрьму или даже уверен, что вернусь. Начальник, добрый человек, улыбнулся и
поправил меня:
- Ты хочешь сказать - "прощайте". И я повторил:
- Да, прощайте, синьор начальник.
Но было уже поздно и ничего нельзя было поделать: слово не птица,
выпустишь - не поймаешь.
Это "до свиданья" не переставая звенело у меня в ушах во время всего
пути и даже потом, когда я очутился дома, в Риме. Возможно, виною тут был
прием, который мне оказали родные: мама, понятно, встретила меня радостно,
но зато другие даже хуже, чем я ожидал. Брат, сопляк безмозглый, торопился
на футбол и сказал только:
- А, Родольфо, здорово!
А сестра, эта расфуфыренная обезьяна, так та просто убежала из комнаты,
крича, что если я останусь жить с ними, она уйдет из дому. Что же касается
отца, который вообще не любит много разговаривать, то он ограничился тем,
что напомнил мне: мое место в столярной мастерской не занято, если я хочу,
то могу начать работать хоть сегодня. Наконец все ушли и дома остались
только мы с мамой. Она хлопотала на кухне - мыла посуду после обеда. Стоя
возле раковины, такая маленькая в своем поношенном платье, с растрепавшимися
седоватыми волосами, в огромных войлочных шлепанцах на больных ногах, она
тут же, не переставая полоскать тарелки, начала длинную проповедь, которая,
хоть и произносилась из самых лучших побуждений, для меня, по правде
сказать, была хуже, чем визгливые выкрики сестры или равнодушие отца и
брата. Что она мне говорила? Да то же самое, что говорят обычно в таких
случаях все матери, не принимая, однако, в расчет, что в моем-то случае
правда - на моей стороне, и я ранил человека, защищаясь, и доказал бы это на
процессе, если б не ложное показание Гульельмо.
- Вот видишь, сынок, к чему привела тебя твоя гордыня. Послушайся мать,
ведь я одна тебя люблю и жалею, ведь я, пока тебя не было, больше слез
пролила, чем святая Мария, когда ее сына распяли... Послушайся мать: смири
свою гордыню, никогда не совершай насилия, лучше сто раз стерпеть обиду, чем
один раз обидеть. Разве не знаешь, как пословица учит: не рой другому яму,
сам в нее попадешь. Если даже ты и прав, гордыня сделает тебя виноватым...
Над Иисусом Христом ведь тоже свершили насилие, распяли на кресте, а он
простил всем своим врагам... Да ты что же, хочешь умнее Иисуса Христа быть?
И дальше все в том же роде. Что я мог ей ответить? Что все это
неправда, что я сам стал жертвой насилия, что во всем виноват этот негодяй
Гульельмо, что на каторге место не мне, а совсем другому? Я решил, что лучше
встать и уйти.