"Альберто Моравиа. Равнодушные" - читать интересную книгу автора

видел его не раз, но он так искусно польстил тщеславию Микеле, что тот сразу
же забыл о своем намерении выказать Лео неприязнь и оскорбительную
холодность.
- Ты находишь? - спросил Микеле, не сумев сдержать довольной улыбки. -
Костюм старый, я его давно ношу. Знаешь, его шил Нино. - И, повернувшись,
чтобы продемонстрировать Лео покрой спины, машинально оттянул борты пиджака,
чтобы он лучше облегал фигуру. В венецианском зеркале, висевшем на
противоположной стене, он увидел свое отражение. Да, покрой, несомненно, был
великолепен, но Микеле вдруг показалось, что сам он выглядит нелепо и смешно
и похож сейчас на расфранченные манекены с ярлычком цен на груди, неподвижно
и тупо глядящие на прохожих с витрин больших магазинов. Ему стало не по
себе.
А Лео рассыпался в похвалах.
- Хороший... очень хороший костюм.
Он наклонился и пощупал ткань, затем выпрямился и сказал, похлопав
молодого человека по плечу:
- Наш Микеле - молодец. Всегда безукоризненно одет. Только и делает,
что беззаботно веселится. - По тону и по ехидной усмешке Микеле лишь теперь
догадался, что Лео ловко польстил ему, чтобы издевка вышла еще более злой.
Но куда делся весь его гнев, который он еще так недавно испытывал к своему
врагу? Растаял, как снег на солнце. Глубоко уязвленный собственным
малодушием, он с досадой взглянул на мать.
- Как жаль, что сегодня тебя не было с нами! - сказала Мариаграция. -
Мы посмотрели чудесный фильм.
- Неужели? - воскликнул он. И, повернувшись к Лео, самым сухим и едким
тоном, на какой только был способен, проговорил:
- Я был у твоего секретаря, Лео.
Но Лео прервал его резким взмахом руки.
- Не сейчас... Я понял... Поговорим об этом позже... После ужина...
Всему свое время...
- Как хочешь, - с неожиданной покорностью согласился Микеле, в то же
мгновение сообразив, что его снова обвели вокруг пальца. "Я должен был
сказать "нет" сразу. Так на моем месте поступил бы любой другой, - подумал
он. - Надо поссориться с Лео, оскорбить его". От ярости он готов был
кричать. Действительно, за каких-то несколько минут Лео дважды сыграл на
двух его слабостях - тщеславии и равнодушии. Оба, и мать, и ее любовник,
поднялись.
- Я проголодался, - сказал Лео, застегивая пиджак. - Как же я
проголодался!
Мариаграция засмеялась. Микеле невольно пошел за ними. "Ну ничего, зато
уж после ужина я с тобой рассчитаюсь", - подумал он, напрасно стараясь
разжечь в себе гнев.
У дверей гостиной все остановились.
- Прошу, - сказал Лео и пропустил Мариаграцию вперед. Они остались в
гостиной одни. Взглянули друг на друга.
- Проходи, пожалуйста, проходи, - настойчиво повторил Лео, положив руку
на плечо Микеле. - Дорогу хозяину дома. - И отеческим жестом, с
преувеличенно любезной улыбкой, в которой явно сквозила насмешка, легонько
подтолкнул Микеле.
"Хозяину дома, - без всякой злобы повторил про себя Микеле. - Неплохо