"Даниил Лукич Мордовцев. Авантюристы (Историческая повесть времени царствования Екатерины II) " - читать интересную книгу автора

бродягой!
- Караул!
- Меня император Иосиф Второй лично знал...
- Батюшка! Федор Иванович! Простите!
Фон Вульф выпустил жертву из рук и ушел в свою комнату.
- Вот что, Федя, - обратился к нему Дорожинский, - ты там, я слышал,
того? Нет, Федя, ты помягче будь к народу-то... Вить они, приказные, что!
чернь народ... А Державин что говорит?

Пускай в подсолнечную трубит
Тиран своим богатством страх:
Когда кого народ не любит,
Полки его и деньги - прах!

Вот что, брат Федя... Сын роскоши, прохлад и нег... А мы что!

Я червь, я раб...

- А я! - ударил себя в грудь фон Вульф:

Я царь! я Бог!

И вдруг какой-нибудь секретаришка нижнего надворного суда! Да я его,
тррр! Donner-Wetter!

XI. В ТАЙНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

Утром следующего дня перед крыльцом нижнего надворного суда стояла
странного вида карета, в виде глухой звериной клетки. По бокам у нее окон не
было, равно не было и дверец, и только позади кузова чернело небольшое
квадратное окошечко с железной решеткой. Карета была запряжена в одну
лошадь, а на козлах сидела черная фигура, какие ходят только рядом с
катафалками.
В церквах звонили медленно, глухо, как звонят обыкновенно в Великий
пост, потому что это была пятница Вербной недели.
Прохожие, завидя странную карету, останавливались, но ходивший у
крыльца с алебардой часовой отгонял их, сурово приговаривая:
- Проходите, проходите, не ваше дело.
Вскоре на крыльце показался солдат с ружьем и с кожаной сумкой через
плечо. За ним шел Вульф. За Вульфом еще солдат отворил дверцу в задней части
короба мрачной кареты, пропустил в нее фон Вульфа, захлопнул и засунул
наружным засовом.
- В тайную! - скомандовал он, и карета двинулась.
Солдаты шли за каретой. В решетчатое окошечко виднелось бледное лицо
Вульфа. Он глядел задумчиво, сосредоточенно, как бы не видя того, что
делалось на улицах, по которым его провозили. А на улицах было большое
оживление. Москва готовилась встречать Лазареву субботу. Одни шли к часам,
другие на рынки. Бабы и мальчишки тащили вороха верб с бумажными цветами и
херувимами. Сбитенщики выкрикивали сбитень горячий. Какой-то старик тащился
за каретой, позади солдат, и протяжно нараспев выкрикивал: