"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

Михаил Маяцкий / Париж
ЧЕСТНОЕ ПОЭТИЧЕСКОЕ / Авторские права и poetical justice

Поэт говорит обо всем.
Говоря о поэте, приходится поэтому либо повторять его, либо говорить о
том, что осталось: ни о чем.
Если можно еще приписать какую-то степень бытия "обществу", а затем
приписать ему как бытийствующему некоторые "потребности", если пойти на все
эти условности, то можно сказать, что обществу нужны стихи поэта. Вот этого
поэта вот этому обществу.
Не позавидуешь критику, отважившемуся судить поэта: столько тот ему уже
назапретил, настолько уже предвидел все глупо-ритуальное, что критик считает
нужным писать, поскольку считает, что канон жанра, то есть критики, этого от
него непременно требует.
Поэт честен.
Вот, пожалуй, единственное, с чем ему не захочется спорить. Хотя он
любит спор и предпочитает здоровую войну улыбчиво-поддакивающему перемирию
или заранее-со-всем-соглашению.
Он честен, хотя терпеть не может - в том числе, если не в первую
очередь, в себе (это касается всего, что он терпеть не может), - хотя
терпеть не может так называемый искренности, которая полагает, что наивности
(читай: глупости) достаточно, чтобы достичь простоты.
Его честность - что угодно, только не последовательность. За эту
последнюю он не даст и гроша своего поэтического и гражданского капитала.
Он находит в себе старомодную пару поэта и гражданина. И старомодно
видит в гражданине нечто большее, чем борца за свои гражданские права.
Его честность - не верность каким-то обязательствам. Хотя он хотел бы
быть верен чему-нибудь. Вообще, поэт есть многое из того, чем бы ему не
хотелось быть. Обратное тоже верно: ему хочется (иногда, поскольку всегда
ему не хочется ничего) многого из того, что он не есть и чем ему не быть.
Этот разрыв, совсем не уникальный, наоборот, знакомый многим читателям
и просто людям (пока-еще-не-читателям, включая сюда и
так-никогда-и-не-читателей), он, поэт, про- и переживает честно, не
увиливая, как свой удел, или постепенно осознавая его как свой.
Поэт что-то делает с поэзией. То есть он вдруг замечает, что что-то с
ней делает, хотя поэзией не занимается, не хотел заниматься, в смысле
поэзией как темой. Посмотрев на поэзию "после себя", он, не без удивления и
легкого стыда за ненароком совершенный вселенский катаклизм, обнаруживает,
что она уже не та . Нет оснований сомневаться: и читатель, войдя в его
ручей, уже не сможет, выйдя из него, войти в поэтическую реку так, как если
бы она была той же. Его ручей что-то изменил в ней. Отравил или обогатил,
судить не ему. И не мне.
А читателю. И в этом смысле все же ему и мне как читателям.
Заметив содеянное, поэт задумался над собой-поэтом, над поэзией.
Ему, конечно, приходилось думать о них и раньше. Думать и давать
думать. Think and let think.
Как человек он существовал там-то и тогда-то, в городах и девушках, как
поэт - в буквах, словах, стихах, циклах, сборниках, на сайтах, в книгах.
Он принимает участие, является частью, но и не так, чтобы хотел этого,
чтобы был в восторге. В этом он тоже принимает на себя то же, что и сотни