"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

одиноко, что, собственно, задает весьма определенный - но хороший - аутизм,
осложняющий интерес к чему-то прочему. Все может свестись к последующим
исследованиям автором своего частного случая. Такая территория - уже славно,
но здесь же есть еще более интересная история.
Это история самого преобразования облака в какие-то здешние дела. Можно
обладать облаком, описывать свои чувства от его наличия. Выдать ему реальные
составляющие - другое дело, уже серьезней. А еще круче - расписывать,
написать сам факт, процесс этого превращения.
Внутри исходной структуры есть свои связи и своя жизнь, а чтобы
реализоваться в пространстве "здесь", придется реализовывать эти элементы и
связи кусками, привязывая элементы к чему-то почти произвольному. Что-то
делается даже просто репликами плюс географическое название (что они все
означают?): "Где Чкалов, что за чертовщина", "Поздно, назад, это не
Оренбург". Ну вот не находит тут себя эта система, находя себя именно в
сообщении об этой невозможности: "открывали консервы, как дверь в зоосад", в
общем. Но эти невозможности разнятся, разные на ощупь. Поэтика неизбежных
подмен, как в варианте "На нашей Энской улице / Был исправительный дом... /
Там, заградивший проходную, / Дежурил часовой, / И нашу улицу родную /
Считал своей родной". Иногда, впрочем, соответствие находится: "Это же
Чкалов. Точно такие места - Немногословен, сдержан". Сошлось, да.
Надмирность исходника исследовать не будем. Не очень интересно и
мировоззрение автора, это его частное дело, да и реализовано оно может быть
только эпизодами. А вот как именно это все происходит... Ведь момент
превращения также описывается - "болото сворачивается в твердую тряпицу", а
уж имеет это какое-то отношение к небу, которое сворачивается, как свиток, -
какая разница? "Радиопомехи беспрестанно вмешиваются в его речь. Прощай,
электрик". Все дело в радиопомехах - на фоне отсутствующего месседжа они им
и являются, и более того, они являются главным месседжем, даже если там и
есть какой-то еще: "электричество даром уходит в подзол".
Еще интересно, что именно используется или, точнее, что оказывается
использованным. Это интересно, поскольку тексты каждого следующего нового
времени не станут выбирать трупы, чтобы входить с ними в отношения. Факт
возникновения отношений мертвый текст не оживит, но если он живой, то ему
станет веселее. Например, судя по всему:

Прибрежные камни размечал, Счищал с камней плесень, В
длинной рубахе, как мадонна, Подвижный, северного склада.

Расчищал камни, Механически передвигаясь, Без инструмента,
без питьевой воды, В одной рубахе.

- является аутентичным теперь изложением "Соловьиного сада" Блока. Про
поляков уже сказано, можно добавить и Андрея Платонова: "каждый суп накормит
человека", "страдания приравнивались к осмысленной речи". Если бы Платонов
писал стихи, эти он бы непременно сочинил:

Как истопники умирают, кричали Погружаясь в воду,
серебрясь Как шли в глубь страны прекрасно Пели прекрасно.

По правде, рецензент вовсе не уверен в том, что Платонов мог бы это