"Иауд Моргнер. Канат над городом" - читать интересную книгу автора

Барус вспомнил длинные и стройные ноги Веры Хилл, убрал бумагу в
папку, попросил подать гостям кофе, потирая руки, пообещал провести
тщательное расследование, отхлебнул кофейной пены и спросил, может ли он
оставить у себя этот документ. Делегаты напомнили ему о приложенном к
письму перечне учреждений, включавшем в себя, помимо института Баруса, еще
шесть других инстанций, которым также адресовалась жалоба. Тут Барус,
пожав руки представителям общественности, распрощался с ними. Их слова
подействовали на него, как холодный душ, ибо профессор испугался за судьбу
валюты, которую выбивал для покупки английской счетной машины. Вез нее
институт утратил бы свою конкурентоспособность на международной арене.
Здание вычислительного центра было уже спроектировано, деньги на его
строительство выделены, дубы на институтском дворе срублены; Барус, не
допив кофе, набросил пальто поверх белого халата, широкими шагами пересек
двор и распахнул ногой дверь институтского корпуса. Здесь пахло
перегревшимися конденсаторами. На первом этаже располагались лаборатории,
мастерская, библиотека и компьютер, на втором - комнатушки
физиков-экспериментаторов. В каждой комнатушке имелись черная доска с
полочкой для мела и губки, письменный стол, с правой стороны которого
висели на веревках ножницы, линейка и транспортир, а еще был стул, книжная
полка, вешалка, опись мебели, квадратное окно, замазанное снизу белой
краской, голубой ковер размером два метра на четыре сорок шесть и,
наконец, дверь, отличавшаяся от прочих дверей на этаже своим цветом,
имевшим здесь такое же значение, как маркировка летка улья на пасеке.
Кабинет фрау Хилл находился за светло-зеленой дверью. Но дверь оказалась
на замке. Барус постучал обеими ладонями, полагая, что Вера Хилл сидит в
наушниках и слушает магнитофон, которым она называла инструментом
познания, поскольку, по ее словам, в основе истинной науки и истинной
музыки лежит один и тот же умственный процесс. Хотя Барус и не отрицал
элемента поэзии, присущего научному мышлению, но все же не считал Веру
Хилл талантливее себя, поскольку оба они привлекали чувственные образы на
помощь логическому мышлению, и потому настаивал на строгой дисциплине.
Постояв перед закрытой дверью, Барус мелом начертил на ней свои инициалы.
Эта форма порицания воспринималась лаборантами как оскорбление их
достоинства. На третьем этаже, где находились кабинеты теоретиков, стены
коридоров были увешаны ликами святых - Коперник, Галилей, Джордано Бруно,
Ньютон, Кавендиш, Кулон, Ампер, Галуа, Гаусс, Минковский, Максвелл, Планк
и Эйнштейн. На соответствующий вопрос Баруса теоретики Хинрих и Вандер
ответили, что, кажется, Вере Хилл позвонили из детского сада и после этого
звонка она покинула институт, примерно час назад, видимо, сын ее заболел
или что-то в этом роде. Барус, сам отец маленьких детей, колебался между
принципиальностью и сочувствием и полушутливо поинтересовался, каким путем
Вера Хилл вышла из института.
- По воздуху, - ответили теоретики.
Тут Барусу показалось, что у него мутится рассудок. Профессора уже
закалили чудачества его коллег, например то, что руководитель
механико-математического отдела был фанатичным планеристом, один
электронщик женился на матери своей невесты, а среди теоретиков,
трудившихся на четвертом этаже, двое были лунатиками, то есть гуляли под
луной, но в известие о сотруднице, гулявшей по воздуху, он поверить не мог
и считал его чистейшей выдумкой. А в сложившейся ситуации - выдумкой