"Иауд Моргнер. Канат над городом" - читать интересную книгу автора

злонамеренной, которая могла, а то и вовсе должна была опорочить науку
вообще и его институт в частности. Ясно, что материалистическое
мировоззрение его коллектива заражено мистицизмом, и никто не сообщил ему
об этом скандальном факте. А может быть, его как директора перестали
посвящать в институтские сплетни? Или научные сотрудники решили разыграть
из себя эдаких религиозных сектантов, чтобы затем свалить его за развал
идеологической работы? Словом, кто-то явно строил против него козни. И
неважно, по какой причине, сознательно или неосознанно. Подавленный, с
мрачными мыслями, Барус удалился на свою виллу, предоставленную ему в
качестве служебной квартиры и расположенную на институтской территории.
Там он и провел остаток дня перед телевизором. Среди ночи его пронзила
догадка, что все эти слухи распускает из мести сама Хилл, и он зарекся
нежничать с кем-либо, кроме жены. Наутро он проснулся с головной болью,
однако настроенный менее сурово, чем накануне, ибо ему снова стало приятно
при мысли, что Вера Хилл принадлежит к редкому типу женщин, не желавших
выходить замуж. Барус уважал в ней также маниакальную страсть к работе и
привычку не форсировать выводы, но дать им медленно, постепенно созреть.
Преисполненный уверенности, что вся эта заваруха с Верой Хилл разрешится
сама собой, естественным, разумным образом, Барус после плотного завтрака
снова направился в кабинет к Вере, где и застал ее, к своей вящей радости.
Он поздоровался с нею и, когда пожимал ее руку, подумал об абсурдности
своей миссии, отчего смутился и задал вопрос о здоровье сына и работе над
диссертацией. Ответ Веры Хилл был утешительным и кратким, и, если бы Вера
сама не спросила его об истинной цели его визита, он бы и вовсе умолчал о
ней. Он назвал ее в придаточном предложении, главное же предложение
составлял витиеватый комплимент. Вера Хилл убрала локоны со лба и провела
пальцами по бровям. Рот ее был приоткрыт, словно челюсти не могли
сомкнуться до конца, хотя были абсолютно правильной формы. Барусу
представлялось, что у нее всегда что-то во рту - во всяком случае, на
языке вертится шутка. Профессор предусмотрительно извинился за нелепость
обывательских подозрений, в которые, естественно, не может поверить ни он,
ни любой другой здравомыслящий человек.
- Почему же? - удивилась Вера Хилл.
Барус попросил, чтобы она помогла ему по-деловому и как можно быстрее
уладить эту нелепую историю, ибо такой институт, как их, весьма уязвим в
финансовых вопросах и даже задержка в выделении валюты, вызванная этим
недоразумением, может иметь самые пагубные последствия для научной работы.
- Недоразумения иногда только способствуют научной работе, - заметила
Вера Хилл.
- Вы рассуждаете, словно соперник, - сказал Барус.
- Вы считаете меня своей соперницей? - спросила Вера Хилл.
Вопрос этот задел Баруса. Вера Хилл поняла это по его лицу и потому
объяснила ему, что, не додумайся она экономить время и расстояние
хождением по канату, ей бы не удалось закончить к сроку диссертацию, ибо в
отличие от Баруса ей не помогают ни жена, ни домработница. Поскольку после
работы ей нужно закупить продукты, забрать сына из детского сада,
приготовить ужин, поужинать самой, порисовать сыну машинки или что он там
захочет, искупать его, рассказать ему перед сном сказку и уложить в
кровать, а еще вымыть посуду, или починить одежду, или наколоть щепу, или
принести из подвала брикеты торфа, то благодаря хитрости с канатом уже в