"Александр Моралевич. Эксмо! еще Эксмо? " - читать интересную книгу автора

-Покуда ты шлялся на Чукотке, тут был с лекциями о фельетонистике
Леонид Лиходеев. Знаешь, что сказал? Я, мол, с лекциями объездил всю страну,
жанр фельетона повсеместно агонизирует. И только тут, у вас есть человек,
манера письма которого обнадеживает - Моралевич. Он здесь?
А Моралевича почти всегда в городе нету. На этот раз бьет с чукчами
моржей на косе Руддера.
Но разве это не лестно, когда четвертый за сто лет первофельетонист
страны так о тебе отзывается? (И вот тут-то, господа из "ЭКСМО", упереть бы
вам носом составителей антологии Кушака и Пьянова: а обмолвитесь хоть парой
слов о Лиходееве, фронтовом офицере, человеке чести, искрометного ума и
таланта, да почему же Лиходеев не пишет сам, чего в свое время ждала от него
страна, зачитывая до дыр "Литературную газету"? Чего это он колесит по
стране, добывая себе пропитание чтением лекций? Да чего это у родины не
нашлось для него надлежащего аппарата, и американцы снабдили Лиходеева
водителем ритма для сердца?.) Ведь нету теперь Агитпропа, которому
упоминание о Лиходееве могло быть против шерсти.
А уж этот Агитпроп!
Девятилетним мальчиком в 1944 году я был усыновлен славнейшими
людьми и попал в действующую армию на линию Маннергейма. И вот беда:
девятилетние мальчики лишены дара футурологического провидения. Иначе сказал
бы я папе, подполковнику Михаилу Андреевичу Турчинскому, начальнику штаба в
бригаде морской пехоты:
-Папа! У тебя в бригаде есть такой морской пехотинец Александр
Николаевич Яковлев. Нельзя ли, папа, оторвать ему яйца? Может быть, это
помещает ему со временем стать политбюристом в ЦК КПСС и там же возглавить
Агитпроп? И тогда он и присные его Жидков, Комолова, Чхиквишвили, Биккенин,
Лисин не привнесут в мою жизнь неисчислимости бед и утеснений. Да что там,
папа - наплевать на меня, крохотную песчинку в культурнических процессах:
сотни искрометных книг, фильмов, стихов, пьес, песен по воле этого Агитпропа
не попадут к людям страны, и достойнейшие из достойных сядут в тюрьмы,
отправятся в психушки, неисчислима будет покалеченность судеб, и разве уж
кому-то удастся бежать из страны, а кто-то будет вышвырнут из неё. И, папа,
тот же Леонид Израилевич Лиходеев будет раздавлен этой машиной. И хоть
главный редактор "Крокодила" М.Г.Семенов много значимых защитительных деяний
предпринял в моей журналистской и писательской судьбе - именно он по
указанию Агитпропа добил Лиходеева в "Крокодиле" угрюмым и пространным
фельетоноподобием, которое называлось "Творческий почерк Чистоплюева")
Но где было девятилетнему мальчишке провидеть все это. А помните, люди
из "ЭКСМО" Кушак и Пьянов, стихи:"Старик Державин нас заметил // И, в гроб
сходя , - благословил"? Коли так восхвалительно отозвался обо мне, посетив
Хабаровск, обреченный на молчание Мастер - по возвращении в Москву я и пошел
наниматься в журнал "Крокодил". И как оправдательный документ для зачисления
я принес стопочку фельетонных вырезок и рукопись романа "АВРААМ, ИСААК и
ДОСААФ".
Для уяснения своей судьбы я через две недели посетил журнал. Как раз в
это время в конференц-зале кончилось собрание художников и темистов, после
чего все сообщество человеках о пятидесяти вышло в холл. И священный трепет
охватил меня: мать честная - ведь почти повально все тут корифеи. И неужели
состоится, что я буду среди них, пусть даже они художники, а я - российский
словесник. В автобиографии Сергей Есенин пишет о своем вхождении в