"Игорь Мороз. Дорога дорог " - читать интересную книгу автора

широкоплечая девица в роскошном, хотя и несколько пострадавшем во время
борьбы охотничьем костюме, состоявшем из черных шаровар, серой рубахи и
серого же, расшитого серебром кафтана - яростно грызла кисточку для письма.
Фигурой, одеждой, прической и крупными чертами лица Чаг походила на мужчину,
крепостью же мышц и воинской осанкой она, пожалуй, превосходила любого
рыкаря, и те, чтобы оградить себя от неприятных неожиданностей, не только
связали пленнице ноги, но и примотали к ним левую руку царственной
богатырши, оставив свободной лишь правую - для письма.
Очевидно, выкуп, потребованный похитителями, не был чрезмерным, раз Чаг
так быстро согласилась писать отцу. Непривычная обстановка и два десятка
звероподобных мужиков, казалось, не пугали старшую дочь Бергола, однако сам
процесс письма явно причинял ей страдания. Она то склонялась над листом
пергамента с таким видом, словно собиралась вонзить в него кисточку, то
откидывалась назад, морща низкий лоб и короткий толстый нос в тягостном
раздумье. Обступившие ее рыкари сочувственно вздыхали и кряхтели; грубые,
обветренные лица их морщились и кривились, точь-в-точь как у принцессы,
будто им тоже приходилось составлять непокорные слова, подгонять их друг к
другу, и лишь один из рыкарей, высокий мужчина с длинным, узким, как нож,
лицом, глядел на пергамент с пониманием. Улыбка, скользившая по его тонким
губам, свидетельствовала о том, что он не только разумеет грамоте, но и
тайно посмеивается над муками сочинительницы.
Наконец Чаг, сделав последнее усилие, отбросила кисточку, торжествующе
огляделась по сторонам и низким, глухим голосом объявила:
- Готово. Можете везти письмо моему отцу.
- Заруг, проверь, так ли она написала! - потребовал у длиннолицего
коренастый круглоголовый крепыш, атаман рыкарей.
- Написано, как договорились. Гонца сейчас пошлем или дождемся утра?
- Подождем до завтра, спешить нам некуда.
Заглядывая в пергамент, уважительно покашливая и скребя в бородах,
рыкари один за другим начали расходиться и укладываться на ночлег. Атаман,
скатав письмо в трубку, сунул его за пазуху, связал принцессе руки за спиной
и, пожелав ей сладких сновидений, направился к выходу из пещеры - проверять
дозоры. Около девушки остался один Заруг.
- Пора! Он ведь может всю ночь не спать - караулить. - Гиль нетерпеливо
заерзал, почесал стрелой спину, проверил, не разлохматилась ли тетива лука.
- Погоди, не время еще. Подождем, авось без кровопролития обойдется.
К тому времени как атаман вернулся, протяжные зевки сменились мирным
похрапыванием. Не спала только принцесса, не сводившая глаз с пляшущих
языков пламени, да Заруг, не сводивший глаз с принцессы.
- Не спишь? Правильно, гляди, гляди за ней в оба. Деться ей отсюда
некуда, а все ж на душе неспокойно. Шутка ли - мешок золота девка стоит.
Двух мужиков из-за нее потеряли... Ай-ай-ай... - Атаман обошел пещеру, еще
раз проверил, надежно ли связана пленница, и улегся на шкуру рогача в
десятке шагов от очага. Поворочался, бормоча что-то невнятное, и затих,
по-детски свернувшись калачиком и положив ладонь под щеку.
Мгал вытащил из переметной сумы веревку, при помощи которой уже не раз
спускался в зал, закрепил ее в расщелине между камней. Гиль и Эмрик положили
перед собой луки со стрелами. Время тянулось медленно, тишину, царившую в
пещере, нарушали только вздохи и посапывание спящих; огонь в очаге начал
гаснуть.