"Александр Морозов. Тимка-почтальон ("Знание - сила")" - читать интересную книгу автора

А промеж себя все ж таки ругались. До скандалов, конечно, не доходили,
как скажем, в продуктовом, где уборщица Маруся чуть ли не через день
напивалась розового портвейна и ревела белугой, приткнувшись на лавке у
входа. А только чем дальше, тем больше стали примечать на деревне, что
Тимка поварчивает на Зинаиду, как лесной ворчун какой. А потом уж и
ругаться начал. Потом уж так и привыкли - как слышат у почты Тимкин голос
на раздраженных тембрах, так и знают, что он обход начинает. А чего
ругался, и не поймешь толком. "Стареет, видно", - решили многие. И
правильно, в общем-то, решили. Старел Тимка здорово. На глаз было видать.


Уже давно дали и третий, и четвертый звонок, уже капельдинеры с
решительным видом вставали на пути опаздывающих, давая последним понять,
сколь презренны они в глазах почтеннейшей публики, уже почтеннейшая
публика громом овации встретила любимого маэстро, стремительно
пробирающегося к дирижерскому пульту, а у опустевшего подъезда, в молочном
свете ламп и хороводе падающего снега, все не расходились надеющиеся на
лишний билетик. Надежда, казалось, и не думала покидать их. Вот какой
энтузиазм вызывал любимый маэстро у столичной публики, энтузиазм и,
естественно, любовь.
И вот, когда адажио, это горное озеро, не замутненное ни единым
всплеском страсти, готово было исчерпать себя в цедящих по капле тишину
огромного зала движениях дирижерских рук, когда замершие люди в зале, на
сцене, у радиоприемников с почти уже невыносимым напряжением ожидали того
единственного жеста, который позволит звенящему потоку жизни вырваться на
свободу в финальной части симфонии, лицо дирижера стало по цвету не
отличимо от его белоснежной манишки.
Подминая собою нотные листы и опрокидывая пюпитр, маэстро стал медленно
запаливаться, поворачиваясь всем телом на бок и уже хрипя. И когда, на
ходу подхватывая под талию, к нему подскочил первая скрипка, маэстро был
уже мертв.
Умер от острой сердечной недостаточности, - сказали врачи. И была
суматоха и скорбь, и медленно плывущая от Большого зала Консерватории
процессия, и разрывающая душу музыка. И полетела телеграмма о смерти сына
отцу маэстро, простому крестьянину, живущему в укромных российских краях,
в деревню, что стояла за калужскими лесами.


В рассказе нашем не должно быть ничего сверхъестественного, поэтому мы
тут же должны приподнять завесу таинственности над единственным, неясным
пока читателю обстоятельством. Обстоятельство это, а именно постоянные
препирательства Тимки со своим начальником Зинаидой, при ближайшем
рассмотрении не содержит в себе ровным счетом ничего таинственного. Просто
Тимка - дело житейское, пристрастился-таки к розовому портвейну, который
стоял всегда на полках нашего продмага. Одно это было бы еще ничего, тем
более, что и попивал Тимка розовое зелье весьма умеренно. Но он полюбил
принимать свою ежедневную порцию именно перед разносом почты. Ему так,
видите ли, веселее работать было. А тут уж Зинаида усматривала прямое
нарушение трудовой дисциплины, ну, и по принципиальности своей стала Тимке
выговаривать. Вот поэтому-то и он, выходя из почты, прежде чем отправиться