"А.П.Морозов. Программист" - читать интересную книгу автора

будем на местах сидеть, в потолок плевать без машины, без лент. Почему
вообще к нашему отделу такое отношение? Я что-то ничего здесь не понимаю,
Леонид Николаевич. Почему восемьдесят четвертому дают по три-четыре часа в
день, а нам по часу нельзя?
- Ты на других не кивай. У восемьдесят четвертого оперативный счет для
министерства идет.
- Так кончился же давно.
- Ну, это не наше дело за другими смотреть. Тут за собой бы управиться.
Ладно. Давай-ка лучше о делах поговорим. Как с программой?
- Движется. Вы же знаете, каждую ночь выходим с Акимовым.
- Движется-то она движется. Когда кончать думаешь?
- Так теперь, Леонид Николаевич, каждый раз может получиться.
- А конкретней?
- А что можно сказать конкретней? Ну, где-то в пределах двух недель,
ну, максимум трех...
- Т-эк! Спешить не будем, значит, максимум три говоришь. Давай по
максимуму и возьмем. Так в календаре и пометим: через два четверга на
третий.
- Но, Леонид Николаевич, это, конечно, если машина будет. Там такие
залепы в трансляторе идут... Это не от меня зависит, но все равно
исправлять-то надо...
- Ну вот, Геннадий Александрович, опять ты за свое. Будет, будет тебе
все. Ну и самому надо инициативу проявлять. Где следует, конечно. Ну, ладно,
ступай отдыхай. Тебе после ночи ведь отгул вроде бы полагается.
- Вроде бы полагается.
- Ну, всего.
- До свидания.
И я пошел в отгул. Взял в гардеробе плащ (опять плащ!), вышел из
института и пошел навстречу теплому полдню (теплому, разумеется,
относительно, для конца ноября), подымающемуся из-за деревьев и домов. Жизнь
моя представилась мне хоть и прекрасной, но какой-то бесцельной, гремящей
игрушкой. Из разговора с Борисовым я понял только, что он опять замкнул все
по-своему. Он продолжал гнуть свою, покуда совершенно непонятную мне линию.
А я? Я не получил никаких конкретных разъяснений по поводу дневного
машинного времени, по поводу замечания Борисова о моем вчерашнем отсутствии,
обо всем его отношении к нашей группе. Я проглотил его
административно-бессмысленное бормотание и, милостиво отпущенный на свободу,
греюсь на чахоточном ноябрьском солнце.
А деревьишки-то уже голые. Почти голые. А земля уже замерзшая. Почти
насквозь, как камень, промерзшая. А мне до этого дела нет.
У моей щеки - свидание с теплым зверьком, с лучом, прыгающим между
ветвей. И я похожу вот так, просто так, ну еще минут пять, ну десять. А
потом я поеду к Коле Комолову.
Он дома. Он наверняка сейчас дома. Коля не работает. Он очный аспирант.
Аспирант-философ. Поеду-ка а я к нему. Отдохну немножко, а заодно и
разберусь, от чего именно мне хочется отдохнуть. От чего в особенности.
А как мерзко я себя почувствовал, когда, выходя, в вестибюле встретил
Лилю Самусевич. Она только опросила: "Ну что, был? Говорил с ним?" - а я
только кивнул и прошел мимо. Ее оценивающий взгляд мне вдогонку... Но об
этом я молчу. Молчу сам себе про себя. Смешно. Оказывается, можно молчать