"Десмонд Моррис. Голая обезьяна " - читать интересную книгу автора

К сожалению, когда речь идет об установлении различий между кожным и
волосяным покровом, нам не могут помочь результаты раскопок, поэтому мы не
знаем, когда именно произошло это обнажение. Мы можем довольно уверенно
сказать, что случилось это не раньше, чем наши предки покинули свои лесные
жилища. Это обстоятельство настолько удивительно, что, как нам
представляется, возникло оно в результате великого преобразовательного
процесса, развернувшегося на открытых пространствах. Но как именно это
произошло и что помогло выжить появившейся там обезьяне?
Вопрос этот давно мучит специалистов, и было выдвинуто много самых
невообразимых теорий. Одна из наиболее перспективных заключается в том, что
случившееся стало неотъемлемой частью процесса неотении. Если вы внимательно
посмотрите на новорожденного детеныша шимпанзе, то увидите, что голова у
него покрыта шапкой волос, в то время как туловище почти голое. Если бы в
результате неотении такая внешность сохранялась и в дальнейшем, то у
взрослого шимпанзе волосяной покров был бы таким же, как у нас.
Любопытно, что у нашего вида это обусловленное неотенией подавление
роста волос не было усовершенствовано окончательно. Растущему зародышу
свойственна типичная для млекопитающих волосатость, поэтому между шестым и
восьмым месяцем жизни в матке он оказывается почти целиком покрыт тонкой
шерстью, похожей на пух. Эта оболочка зародыша, от которой он освобождается
лишь перед самым рождением, называется лануго. Иногда недоношенные дети - к
ужасу своих родителей - появляются на свет в лануго, первичном волосяном
покрове, который за редким исключением быстро сбрасывается. Зарегистрировано
всего лишь около тридцати случаев, когда появлялось потомство, сохранившее
волосяной покров и в зрелом возрасте.
И все-таки у взрослых особей нашего вида довольно много волос на теле -
больше, чем у наших сородичей шимпанзе. Речь идет не о длинной шерсти, а о
мелких волосках. (Кстати, это относится не ко всем расам - у негров
волосяной покров действительно отсутствует.) На основании данного факта
некоторые знатоки анатомии заявляют, что мы не вправе считать себя
безволосыми, или голыми, животными. А один видный ученый даже заявил, что
утверждение, мол, "мы являемся наименее волосатыми из всех приматов", весьма
далеко от истины; так что "многочисленные нелепые теории, объясняющие мнимую
утрату нами волос, к счастью, не нужны". Заявление это - чистейший вздор.
Это все равно что сказать: поскольку у слепого есть два глаза, он не слеп. С
функциональной точки зрения мы совершенно наги, наш кожный покров никак не
защищен от воздействия внешней среды. Такое положение вещей все же
необходимо объяснить независимо от того, сколько мелких волосков мы можем
сосчитать, разглядывая их в лупу.
Ссылки на неотению лишь показывают нам, каким образом появилась нагота.
Она никак не объясняет пользу обнаженности как новой характеристики, которая
помогла голой обезьяне выжить во враждебной окружающей среде. Можно
утверждать, что никакой пользы от наготы не было, что она была побочным
продуктом других, более существенных неотенических изменений, как, например,
развитие мозга. Но, как мы уже видели, неотения - это процесс
дифференцированного замедления развития. Некоторые черты замедляются в своем
развитии в большей степени, чем другие, - скорость роста выбивается из фазы.
Поэтому едва ли такой потенциально опасный признак инфантилизма, как нагота,
мог сохраняться только из-за того, что замедлялось развитие других
характеристик. Если бы эта особенность не представляла собой какой-то