"Андрэ Моруа. Ариадна, сестра..." - читать интересную книгу автора

Я имею в виду письмо, которое вы написали ему пять лет назад, после
опубликования его "Дневника". Я не раз говорила ему, что эта страница вас
оскорбит. Я просила вычеркнуть ее. Однако этот бесхарактерный человек
проявлял редкостную твердость и упрямство, когда речь шла о его творчестве.
Ваш ответ был безжалостен. Но вы, наверное, удивитесь, узнав, что я нахожу
его не лишенным справедливости.
Не подумайте, что я предаю Жерома после его кончины. Я его любила; я
храню ему верность; но я способна судить о нем беспристрастно и не умею
лгать. Как писатель он достоин восхищения: он был и талантлив, и честен. О
человеке же вы сказали правду. Нет.Жером не был апостолом, во всяком случае,
если ученики принимали его за апостола, нас, своих жен, ввести в заблуждение
ему не удалось. Он всегда чувствовал потребность окружать свои поступки,
свои политические взгляды, вообще всю свою жизнь ореолом святости, но мы-то
знаем, что мотивы, побуждавшие его действовать именно так, а не иначе, были
довольно ничтожны. Он возводил в добродетель свою ненависть к светской
суете, но истинная причина этой ненависти крылась в его болезненной
застенчивости. Он всегда держал себя с женщинами как внимательный и
почтительный друг, но и в этом сказывался, как вы писали ему, скорее
недостаток темперамента, чем душевная мягкость. Он уклонялся от официальных
почестей, но и это скорее из гордости и расчета, нежели из скромности. И
наконец, ни разу он не принес жертвы, которая не обернулась бы выгодой для
него, но при этом он хотел, чтобы мы слепо верили в его ловкую
непрактичность.
Уверяю вас, мадам, что Жером сам не понимал своего истинного характера
и что этот человек, так сурово и проницательно читавший в душах других
людей, сошел в могилу убежденный в своей жизненной мудрости.
Была ли я с ним счастлива? Да, была, несмотря на множество
разочарований, потому что мне никогда не наскучивало наблюдать это вечно
меняющееся, фантастически интересное существо. Сама его двойственность, о
которой я сейчас говорила, превращала его в живую загадку. Я не уставала
слушать его, расспрашивать, изучать. В особенности меня трогала его
слабость. В последние годы я относилась к нему скорее как снисходительная
мать, нежели как влюбленная женщина. Но не все ли равно, как любишь, когда
любишь? Наедине с собой я его проклинала, но стоило ему появиться - и я
прощала все. Впрочем, он и не подозревал о моих страданиях. Да и к чему? Я
считала, что женщина, которая сорвала бы с него маску и показала ему в
зеркале его подлинное лицо, навлекла бы на себя ненависть Жеро-ма, ни в чем
его не убедив. Даже вы решились высказать ему правду только тогда, когда
поняли, что он для вас потерян безвозвратно.
И, однако, какой след оставили вы в его жизни! После того как вы с ним
расстались, Жером, живя со мной, год за годом только и делал, что вновь и
вновь описывал историю вашего разрыва. Вы были его единственной героиней,
главным персонажем всех его книг. Всюду под различными именами я вновь и
вновь узнавала вашу прическу флорентийского пажа, вашу величавую осанку,
вашу резкую прямоту, надменное целомудрие и жесткий блеск ваших глаз. Ему
никогда не удавалось изобразить мои чувства и мои черты. Он неоднократно
принимался за это, желая доставить мне удовольствие. Ах, если бы вы знали,
как я страдала каждый раз, видя, как образ, который он лепит с меня, помимо
воли скульптора, постепенно приобретает черты женщины, похожей на вас. Один
из его рассказов назван моим именем - "Надин", но разве не ясно, что его