"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

они столь незначительны, что не могли послужить оправданием его выбора. Я
ответил, что существует много весьма талантливых писателей, которые имеют
бесспорное право быть избранными прежде меня. Несмотря на то что Барту
настаивал, я был непреклонен. Восемь лет спустя Поль Валери спросил меня:
"Вы или Мориак?" Я ответил: "Мориак". И к моей величайшей радости, Франсуа
Мориак, имевший, несомненно, больше заслуг и шансов, нежели я сам, был
принят во Французскую академию.
После этого многие мои друзья стали академиками: Жалу, Дюамель, Жилле.
Наконец в 1936 году Думик сказал мне: "Теперь ваш черед".
Мне послышалось пение сирен, и в течение нескольких недель, сам себе
дивясь, я верил, что хоть я не маршал, не кардинал и не при смерти, но
одержу победу с первой же попытки - что, впрочем, противоречило строгим
правилам этого института. В последний момент у меня неожиданно появился
конкурент свою кандидатуру выставил сельский писатель Жозеф де Пескиду,
много писавший для "Ревю де де монд", протеже маршала Петена. Думик
мгновенно от меня отступился, и я проиграл. Когда мы вновь встретились, он
сказал мне, поглаживая бороду: "Не расстраивайтесь... Виктор Гюго
проваливался трижды... Впрочем, из тридцати одного голосующего в вашу пользу
высказалось одиннадцать... По крайней мере, вы попробовали свои силы".
Это было обычное в такой ситуации утешение.
Но вовсе не мечты об Академии заставили меня приняться за Шатобриана. Я
любил моего героя. А какие прекрасные женщины его окружали: Полина де Бомон,
Дельфина де Кюстин, Натали де Ноай, Жюльетта Рекамье и, наконец, сама
Селеста де Шатобриан. Эпоха, в которую жил Шатобриан, одна из самых
драматичных в истории Франции, стоила того, чтобы ее изучить. К тому же
хотелось заново пережить восхитительные "Замогильные записки". Я уехал в
Бретань и исколесил ее от Сен-Мало до Комбура, от Фужера до Гран-Бе,
стараясь проникнуться атмосферой, в которой прошла юность моего героя. Мало
кто из современных авторов имеет столько почитателей, сколько их у
Шатобриана. Существует даже общество его памяти; во главе этого общества
стоял тогда доктор Ле Савуре, который вместе со своими единомышленниками
очень помог мне и предостерег от многих ошибок. Графиня де Дюрфор,
урожденная Сибилла де Шатобриан, позволила мне изучить комбурские архивы, и
если бы моя жена, неизменная моя помощница, не была тяжело больна, я бы с
радостью забыл все на свете и с головой ушел в работу. Но тот год был
омрачен для нас загадочным недугом Симоны, который пугал меня своими
проявлениями.
Подготовка "Шатобриана" почти завершилась, и мы с Думиком уже искали
название для каждой отдельной лекции, как вдруг он слег с пневмонией.
Незадолго до этого он заметно ослаб; когда 2 декабря 1937 года мне сообщили,
что он умер, я был потрясен и страшно горевал.
В то время я часто виделся с маршалом Петеном, президентом французской
Службы информации для Соединенных Штатов; администратором этой службы был я
сам. На заседаниях Петен был приветлив, требователен, пунктуален и
категоричен. Однажды вечером после совещания он сказал мне: "Почему бы вам
не предложить свою кандидатуру в Академию на освободившееся место Думика?" Я
замялся: "Господин маршал, я как-то не думал об этом... К тому же второй
провал причинит мне куда больше боли, чем победа может принести радости".
Тем не менее я посоветовался с друзьями - Мориаком и Жалу. Они нашли
мысль Петена удачной и всячески меня поддержали. Я послал письмо в Академию