"Анатолий Иванович Мошковский. Дельфиний мыс " - читать интересную книгу автора

Кормчий задумался. Он вспомнил слепящие белым камнем Афины, откуда
еще мальчиком был увезен родителями сюда, в Скифию, потому что у отца
отобрали за долги крошечную гончарную мастерскую. Здесь он окреп,
возмужал, а год назад нанялся к хозяину судна кормчим: возил грузы. Что ни
день - то качка, от которой поташнивает, брызги в лицо, скрип весел и
острая резь в глазах - вечно напрягаешь их, глядя вперед, чтобы не
налететь на риф, не сесть на мель, - и вечно от зноя сухо в глотке...
Скорей бы прибыть в Херсонес и спуститься в подвальчик, где много
холодного вина и острой еды, усесться на деревянную лавку и забыть обо
всем...
Кормчий смотрел вперед, оглохнув от солнца и воспоминаний, смотрел в
смутную синеву - и ничего не видел.
И не слышал.
Не слышал голосов тех, кто сидел за веслами. А они о чем-то кричали.
И очень громко и возбужденно.
Он трогал свою жесткую бородку и мечтательно улыбался.
И вдруг - удар!
Море вокруг клокотало, мачта накренилась. Огромное лицо Зевса с
вытаращенными глазами перекосилось. В нем был гнев и ужас. Удар! Еще удар!
Гигантский острый мыс, врезавшийся в море, был далеко, но из воды вокруг
судна вдруг выскочили скалы. Море возле них взрывалось, крутилось,
пенилось. Судно накренилось. Загремели, выскакивая из ячей, глиняные
сосуды. Гребцы стали прыгать в воду. Мачта переломилась, и лицо Зевса
сморщилось, исказилось от боли.
- Какой неверный, какой скалистый берег! - крикнул кормчий, хватаясь
за обломок мачты...
Судно так и не прибыло со своим грузом в бухту назначения. Но гибель
его не прошла бесследно. Не прошла хотя бы уж потому, что через две тысячи
лет она перевернула вверх дном жизнь одного московского мальчишки, да и не
только его...


Глава 1

ОДИК И ОЛЯ

Одик с сестрой и родителями ехал в Скалистый - приморский городок,
названный так, наверно, потому, что там было множество острых опасных
скал.
Оля смотрела в окно и хмурила тоненькие бесцветные бровки, а Одика
так и распирало от улыбки, и он героически боролся с собой. Улыбаться
сейчас было нельзя, потому что мама с отцом заспорили. Охота же! Делать им
больше нечего. Мама провела пальцем по зеркалу, занимавшему всю дверь в
купе, и зеркало, как молния, рассек зигзаг чистой дорожки. Она передернула
плечом:
- Даже вагона не убрали как следует. А что будет днем? Духотища,
жара...
Ну точно помешалась на чистоте! И дома от мамы нет спасения: охотится
за каждой пылинкой и не успокоится, пока не поймает ее сырой тряпкой или