"Анатолий Иванович Мошковский. Трава и солнце " - читать интересную книгу автора

Мать, половшая клубнику, выпрямила спину:
- Принесла что обратно? - и запачканными землей руками потянула к
себе корзинку. - Боже праведный, и половины не продала!.. Чем же ты это
занималась?
- Не нравится - могли не посылать.
- И не посылали б, кабы не бабка. Не видишь - второй день разогнуться
не может... - И уже милостивей добавила: - Ну иди покушай.
Первое, что почувствовала Фима, войдя в дом, - запах жареных семечек,
и вздохнула: и все это на ее голову! Скорей бы уж бабка поправилась.
Бабка по дешевке покупала на базаре у старух украинок мешок-другой
привозных семечек, поджаривала на сковородке и, когда была не в церкви,
торговала ими, зарабатывая немало - два-три рубля в день.
Подсолнухов здесь не сажали, потому что уж очень мало было в городе
земли. Огородики у домов из ила. Ил выбирался из канав, выбрасывался под
стены и вокруг, чтоб не подмыло дом по весне в большую воду, когда тают
снега. Поэтому-то и образовались в городе сотни затопленных водой
канав-ериков. Сажали на этих огородиках самое полезное и доходное:
виноград, клубнику да черешню с айвой. А на подсолнухи не было места.
- Давай сюда. - Бабка протянула сухую и костистую рябоватую руку.
Фима подала платок с завязанными в узел деньгами и пошла на кухню.
Плита была уставлена сковородами. От гари запершило в горле.
- А пожевать дадите чего?
- Видишь, занято все... Поешь холодную картошку - вон, в чугунке, или
погоди маленько.
Фима достала огромную картошину, насыпала из деревянной солонки соли
и, на ходу жуя, вышла из кухни.
В доме было темно от икон. Они давно перебороли белизну известки и
черными гроздьями глядели из углов. Тут было крещение Христа, и распятие
его на кресте - кровь капала из-под гвоздей на ладонях, - и положение во
гроб его, мертвого, снятого с этого самого креста. Была тут, конечно,
икона воскресения его: Христос с раскинутыми руками улетал на небо, где
белели райские тучки, из которых выглядывали умильные ангельские мордашки.
Ох, сколько здесь было всего! Святые угодники, плосколицые, бородатые и
пучеглазые, чередовались с горестными - до чего у них скорбные глаза! -
богородицами.
Доски икон тускло отсвечивали старой позолотой. Краска, мрачная,
глухая, прокопченная, кое-где облупилась.
То в своем большинстве были иконы старого письма, доставшиеся от
прадеда, а может, и от прапрадедов, которые жили лет двести - триста назад
в центральных губерниях России, не то на Волге, не то на Кубани - теперь
точно не установишь - и бежали сюда, в дикие дунайские плавни, после
великого раскола, после того, как патриарх Никон ввел свою реформу и велел
по-новому и молиться - тремя пальцами, - и по-новому поклоны отвешивать, и
книги другие читать. Бежали сюда те, кто хоть на костер готов был идти за
истинную старую веру, и потому прозвали их староверами. Бежали сюда еще и
потому, что здесь было далековато от царева глаза да и помещичий кнут сюда
не доставал. Тут не было ни щепотки пахотной земли, зато Дунай, его гирла
и приморские куты прямо-таки кишели рыбой, белой и красной; зато камыш в
плавнях день и ночь шевелился от дичи и сам воздух здесь был привольный и
легкий...