"Сергей Дмитриевич Мстиславский. Откровенные рассказы полковника Платова о знакомых и даже родственниках " - читать интересную книгу автора* * * Вызван он был к командиру позавчера. И не успел отрапортовать: "Честь имею...", как полковник прервал, очень официально и сухо: - Вам известно, я полагаю, ротмистр, что такое честь мундира? Вопрос был по меньшей мере странным: кто из господ офицеров может не знать, что такое честь мундира и вообще офицерская честь? - Так точно. Голос полковника стал еще официальней и строже: - А вам известно, что честь мундира не допускает ни малейшего даже соприкосновения с так называемой революцией? Энгельсов еще более удивился. Не только за себя, но и за младших своих офицеров он мог головой поручиться: никакого соприкосновения. - Так точно. Полковник пошевелил усами с подусниками, как у "блаженныя памяти" императора Александра Второго, и вытащил из-под пачки бумаг небольшого формата, на тонкой бумаге газету. Он указал Энгельсову, озлобленно и брезгливо, отточенным и холеным ногтем на заголовок: КАЗАРМА Пролетарии всех стран, соединяйтесь! и перебросил страницу: - Прошу. Извольте полюбоваться. Начальственный палец с золотым гербовым перстнем уперся в строку, жирно подчеркнутую синим карандашом. Штаб-ротмистр нагнулся и прочитал: "...Карл Маркс и Фридрих Энгельс..." полях против фамилии Энгельса было тем же синим карандашом приписано: "ОВ" - с восклицательным знаком. И сразу все стало понятным: Энгельс. Энгельсов. Полковник сказал беспощадно: - Извольте дальше читать: "Основоположники революционного марксизма". Вы понимаете: "Осново-положники!" Энгельсов шевельнул губами, чтобы доложить, что это - случайное совпадение и отец его, из остзейских дворян, был действительным статским советником и достаточно крупным помещиком, но полковник не дал сказать: - Полагаю, излишне указывать, что честь мундира не допускает в списках полка фамилии, однозначущей фамилии беглого каторжника. Кем еще может быть этот Энгельс, ежели он "основоположник"? В Российской императорской армии не может быть Энгельсов, а стало быть, и Энгельсовых. Он пристукнул для убедительности перстнем по бронзовому пресс-папье. Штаб-ротмистр пробормотал: - Но ведь до сих пор... и в училище, и в полку... - До сих пор! - воскликнул полковник. - А кто из нас, в армии, знал "до сих пор" - до этой вот большевистской нелегальщины, что существует такой-эдакий Энгельс? И можете вы поручиться, что это имя не раструбят по всей Российской империи? С них станется, с социалов... Их вешают, а они все-таки - извольте видеть - печатают... Вы хотите дождаться, пока об этом позоре будут знать все?.. Вам ясно, надеюсь, что вы должны сделать? - Подать в отставку, - глухо сказал Энгельсов и закрыл глаза. Полковник смягчился: это сразу можно было определить по голосу. |
|
|