"Е.Мухина. Суровая юность " - читать интересную книгу автора

хате и все инструктирует:
- Ты смотри, внучка, не налети на мины. Их по полям расставлено уйма.
Иди лесополосами, держись подальше от дорог. Сейчас сухо, и можно идти прямо
степями. В села заходи только по крайней необходимости, если с едой будет
плохо. Самое главное - на мины не налети.
Объясняет, какие они бывают, мины, да и сама знаю - изучали в
разведшколе.
Достал дед Тимофей холщовый мешок. По углам, засунув по картошине,
привязал веревочные лямки. Набил его хлопьями, засунул рацию в хлопья.
Комплект питания я взяла только один. Хватит, пока дойду до своих. Поверх
рации дед наложил немного еды.
Не спалось нам в эту ночь. Рано-прерано, еще задолго до первых петухов,
дед проводил меня далеко за станицу. Попрощались. Не выдержали нервы у
старого вояки. Заплакал Тимофей. Жаль ему было отпускать меня, но идти все
равно надо. Спазмой сдавило мне горло. Я безмолвно стояла, переминаясь на
месте. Не хватало храбрости уйти от этого дорогого сердцу бородача. Взяв за
плечи, он развернул меня и, подтолкнув вперед, ушел назад в станицу.
Не оглядываясь, зашагала я по азимуту.
Все дальше ухожу от Кущевки. Уже март. Первый весенний месяц, а
холодно. Чуть остановишься сверять по компасу азимут, и уже озноб бежит по
спине. Часа три-четыре до рассвета. Но незаметно в пути время. Бежит оно
быстро. Наступил рассвет, а за ним - день тяжелого пути. Днем идти опаснее,
но я решаю не останавливаться. Боясь нарваться на мины, иду лесополосами,
далеко обхожу населенные пункты. Вижу по дорогам машины с немцами. Держу
направление по азимуту, сверяю его по компасу. На связь выхожу регулярно, по
расписанию. Каждый раз сообщаю о пройденном маршруте, а из штаба получаю
новый, уточненный.
Иду я, кажется, уже целую вечность. Миновала неделя, а наших все нет.
Где-то они близко, а я все плутаю. Без дорог идти трудно и опасно. Не
заметишь, как подорвешься на мине. Лесополосами идти тяжелее, но безопаснее.
Запас еды кончается. И то спасибо дедушке, что кое-что дал мне на
дорогу. Что он мог дать? Плохо и у него было. Сам перебивался на картошке и
на рыбе. Положил он мне рыбы вяленой, снял откуда-то с чердака, хлеба
немного, достал сала, банку немецкой тушенки и колбасы банку, да из чугунка
вареной картошки.
Уже девять дней иду и все не встречаю своих. И вот, наконец,
послышалась артиллерийская перестрелка. Значит, наши близко. Этот девятый
день иду натощак. В села заходить не хочу, там гитлеровцы. Может, они уже
ушли, но все равно боюсь - обидно попасться за несколько часов до встречи со
своими. Присяду отдохнуть, а ноги болят, ступни огнем горят. От сапог, что
дал дед Тимофей, остались одни голенища.
На девятую ночь я слышу: гром не гром. Таким гром не бывает. Это близко
наши, близко фронт! К утру перестрелка стала слышна чаще и ближе. Дед
предупреждал, и из разведотдела сообщали, чтоб была осторожней, когда
подойдут близко наши. Бьют со всех сторон, не поймешь, откуда орудия ведут
огонь. Бывалый человек, может быть, и знал бы, а я откуда знаю? Иду через
линию фронта впервые. В общем-то я знаю, что фронт близко и я должна вот-вот
соединиться с нашими. Но мне уже не верится, что я их встречу. Еле ноги
тащу, хотя от всего груза у меня осталась только одна рация и к ней питание.
Есть хочется, но я об этом сейчас не думаю. Какое там думать о еде! Все чаще