"Валентина Михайловна Мухина-Петринская. Король трассы" - читать интересную книгу автора

Прокофьевна, какая-то растерянная, будто побитая. Сперанский пытливо
посмотрел на жену. Она сказала нам, чтоб все шли спать, пока ничего
определенного сказать нельзя. Она же на всю ночь останется в больнице.
- Будет сделано все возможное, - привычно заметила она. Мы с отцом
решили остаться. Сперанский стал настойчиво звать нас к себе.
- Пошли! - радушно приглашал он. - Татьяна напоит нас чаем. Посидим,
покалякаем. Телефон же есть... Все равно мы здесь ничем не поможем - там
сейчас всякие уколы, инъекции, вливания. Пошли?
Пурга заметно слабела.
- К утру совсем прояснит, - сказал Сергей Николаевич.
- На сердце только не проясняется, - горько заметила Таня. - Я не
понимаю, что произошло? Почему Радий не хочет со мной говорить? Даже не
отпер мне дверь...
Значит, она уже была у Глухова. Я помнил, что Радий живет в том доме,
где и Сперанские.
Когда мы сняли шубы и отряхнулись от снега, все сели у неубранного
стола: видно, они пили чай и не успели убрать. Я рассказал то, что узнал.
Сперанский ахнул и полез за трубкой, но не закурил.
- Мерзавец! Какой, однако, мерзавец! - повторил он вне себя. - Бежал,
спасая собственную шкуру! Бросить беспомощного Клоуна на Зиновия...
Сперанский вдруг с негодованием взглянул на помертвевшую Таню.
- За него переживаешь? - почти грубо спросил он. Немного погодя он
подошел к телефону.
- Это санитарка? Нюра, как только Александра Прокофьевна освободится,
попроси к телефону. Поняла? Когда освободится! Что? Просила ей не звонить?
Он задумчиво опустил трубку.
Так мы маялись в неизвестности еще часа два. Сперанский сам вскипятил
чайник, заварил крепкий чай. Выпили по стакану. Я несколько раз незаметно
взглянул на Таню... Татьяну Григорьевну. Теперь было видно, что ей 27 лет,
никак не меньше. И я тоже подумал, за кого она переживает.
В первом часу Таня ушла. Сергей Николаевич принес нам с отцом одеяла и
подушки.
- Ложитесь-ка вы спать, - посоветовал он, - а я дойду до больницы и
узнаю, как там...
- Может, и я с вами? - попросился я.
- Нет, лучше я один. Постарайтесь уснуть, завтра день нелегкий.
Когда Сперанский ушел, я оделся и вышел во двор. Пурга уже стихла.
Просто дул сильный ветер, и все. Даже месяц показался; он был на ущербе,
мимо него неслись редкие облака. Похолодало. Я обошел дом и тихо подкрался к
окну Радия - его комната была на первом этаже. Может, это было мальчишество,
но мне хотелось на него взглянуть. Стекла уже почти замерзли, но один угол
остался снизу. Занавески Глухов так и не задернул. И свет не потушил. Он
сидел на кровати и мрачно смотрел перед собой.
Не хотел бы я быть на его месте...
Я вернулся в дом и лег спать. То есть разделся и лег, но мы еще долго
говорили с отцом.
Нам было очень жаль Зиновия, но никак мы не предполагали того, что
случилось потом. Мы думали: он полежит в больнице, подлечится, и все
заживет. На гидрострое обмораживания случались часто. Я сам как-то,
недоглядев, обморозил себе щеку: было синее пятно величиной с пятак. Долго