"Валентина Михайловна Мухина-Петринская. На Вечном Пороге" - читать интересную книгу автора

не разрешается лежать. Читать можно только сидя и в классной комнате, где
учат уроки: наверно, легче проследить, кто что читает.
Вот было происшествие, когда застали меня в сарае с книгой Коллинза:
"Бедная мисс Финч", издания 1874 года! Я вымолил эту книгу у одной девочки в
школе. У ее родителей - целая библиотека. Там было много интереснейших книг,
которых в городской библиотеке не достанешь: рассказы Грина, Полное собрание
сочинений Брет-Гарта и Стивенсона, старые, двадцатых годов, журналы
"Всемирный следопыт" и "Мир приключений", еще дореволюционные издания
"Вокруг света". Пелагея Спиридоновна расценила "Бедную мисс Финч" как прямое
посягательство на мою идеологию и немедленно конфисковала злополучную книгу.
...Пелагея Спиридоновна была у себя в кабинете. Когда я вошел, она
говорила по телефону - резкий, пронзительный, властный голос. Я остановился
в дверях и молча смотрел на нее. Она нахмурилась, как всегда при виде меня,
и закончила разговор.
- Михаил Нестеров? Садись! - приказала она, указывая на стул.
Я сел, и некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Нисколько она
не изменилась, наша заведующая: ни одной морщинки, ясный лоб человека,
уверенного в своей правоте, выпуклые голубые, словно фарфоровые, глаза,
бесцветные брови и ресницы, льняные волосы причесаны волосок к волоску и
скручены на макушке жидким узлом. На ней синий костюм (до сих пор
подкладывает вату на плечи, хотя так давно никто не носит), туфли на
микропоре. И кабинет такой же, когда приводили меня к ней для выговора,
только занавески обновили да повесили фотографию образцово-показательного
детдома.
Даже теперь мне стало душно и захотелось выбить окно и распахнуть
дверь - сквозняк устроить.
- Как это ты надумал навестить нас? - спросила она сухо.
- Какое вы имели право скрыть письмо моего отца? - спросил я каким-то
не своим голосом.
Она смотрела на меня внимательно и строго, будто собиралась сделать
выговор, однако на ее выдающихся скулах выступил неровный кирпичный румянец.
- И какое вы имели право ответить за меня? - И я повторил слова
мастера: - Много вы на себя взяли!
- Может быть, много на себя взяла! - неожиданно согласилась она. - Я
решила сказать все, когда тебе исполнится восемнадцать лет... Через два
месяца бы сказала.
- Но почему?
- Давай побеседуем. Ты уже взрослый... Нельзя! Нельзя! Я занята!
раздраженно крикнула она девчонке, которая сунулась в дверь. - Постарайся
понять меня, Нестеров. Я отвечала за твое воспитание перед...
- Гороно, знаю, но при чем...
- ...народом. Ты был всегда слишком неустойчив в моральном отношении...
вообще трудный ученик. Мы не сумели... или не успели закончить твое
воспитание, когда выпустили тебя из этих стен. Мы устроили тебя в
ремесленное училище... На этом я могла бы о тебе забыть. Однако я до сих пор
интересуюсь твоей судьбой. Я считаю, что ты еще должен воспитываться в
коллективе, и отец, преступник, свел бы это воспитание на нет. Вот почему я
посоветовала ему подождать с перепиской.
- Но вы ответили за меня... будто я не хочу знать своего отца!
- Нет. Этого я не писала. Но твой отец почему-то решил, что ты не