"Аксель Мунте. Легенда о Сан-Микеле" - читать интересную книгу автора

Глава XXXI. Регата
Глава XXXII. Начало конца
В старой башне

---------------------------------------------------------------

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА


Критики как будто не знают, к какому жанру следует отнести "Легенду о
Сан-Микеле", да и не удивительно. Одни называли ее "автобиографией", другие
- "воспоминаниями врача". Насколько я могу судить, это ни то и ни другое.
Ведь история моей жизни вряд ли заняла бы пятьсот страниц, даже если бы я не
опустил наиболее печальных и значительных ее глав. Могу только сказать, что
я вовсе не хотел писать книгу о самом себе - наоборот, я постоянно старался
избавиться от этой смутной фигуры. Если же книга все-таки оказалась
автобиографией, то (судя по ее успеху) приходится признать, что, желая
написать книгу о самом себе, следует думать о ком-нибудь другом. Нужно
только тихо сидеть в кресле и слепым глазом всматриваться в прошедшую жизнь.
А еще лучше - лечь в траву и ни о чем не думать, только слушать. Вскоре
далекий рев мира совсем заглохнет, лес и поле наполнятся птичьим пением, и к
тебе придут доверчивые звери поведать о своих радостях и горестях на
понятном тебе языке, а когда наступает полная тишина, можно расслышать шепот
неодушевленных предметов вокруг.
Название же "Воспоминания врача", которое дают этой книге критики,
кажется мне еще менее уместным. Такой чванный подзаголовок никак не вяжется
с ее буйной простотой, бесцеремонной откровенностью и прежде всего с ее
прозрачностью. Конечно, врач, как и всякий другой человек, имеет право
посмеяться над собой, когда у него тяжело на сердце, может он посмеиваться и
над своими коллегами, если он готов принять на себя все последствия. Но он
не имеет права смеяться над своими пациентами. Еще хуже, когда он льет над
ними слезы: плаксивый врач - плохой врач. Старый доктор вообще должен хорошо
поразмыслить, прежде чем садиться писать мемуары. Будет лучше, если он
никому не откроет того, что он видел и что он узнал о Жизни и Смерти. Лучше
не писать мемуаров, оставив мертвым их покой, а живым их иллюзии.
Кто-то назвал "Легенду о Сан-Микеле" повестью о Смерти. Может быть, это
и так, ибо Смерть постоянно присутствует в моих мыслях. "Non nasce in me
pensier che non vi sia dentro scolpita in Morie" [1], - сказал Микеланджело
в письмах к Вазари. Я так долго боролся с моей мрачной сотрудницей и всегда
терпел поражение и видел, как она, одного за другим, поражала всех, кого я
пытался спасти. И некоторых из них я видел перед собой, когда писал эту
книгу, - вновь видел, как они жили, как страдали, как умирали. Ничего
другого я не мог для них сделать. Это были простые люди - над пх могилами не
стоят мраморные памятники и многие из них были забыты еще задолго до смерти.
Теперь им хорошо.
Старая Мария Почтальонша, которая тридцать лет носила мне письма,
пересчитывая босыми ногами семьсот семьдесят семь финикийских ступеней,
разносит теперь почту на небе, где добрый Пакьяле мирно курит свою трубку и
смотрит на бескрайнее море, как некогда глядел на него с галереи Сан-Микеле,
и где мой друг Арканджело Фуско, подметальщик в квартале Монпарнас, сметает